Список форумов ВОЛЧЬЕ ПОРУБЕЖЬЕ.


ВОЛЧЬЕ ПОРУБЕЖЬЕ.

Мнения участников могут оскорбить ваши религиозные чувства.
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Кравцов, Лагутин Русское устное народное творчество.
На страницу 1, 2, 3  След.
 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов ВОЛЧЬЕ ПОРУБЕЖЬЕ. -> Друзья от науки
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:20 am    Заголовок сообщения: Кравцов, Лагутин Русское устное народное творчество. Ответить с цитатой  

Вариативность — обязательный признак фольклорных произведений. В живом бытовании они существуют только в конкретных вариантах. Если неизвестны варианты какого-нибудь произведения, то нет уверенности в том, что оно живет, бытует в народе. А произведение, не бытующее в народе, нельзя относить к фольклору. Степень различия двух или нескольких вариантов фольклорного произведения может быть неодинаковой. Во-первых, варианты могут совершенно не отличаться друг от друга ни по содержанию, ни по форме, ни по степени сохранности. Отличает их то, что в них какие-нибудь слова заменены другими, близкими по значению, одни и те же мысли имеют несколько иную форму выражения. Так, например, сказка «Перышко Финиста ясна сокола» может начинаться так: «Жил-был старик, у него было три дочери; большая и средняя —щеголихи, а меньшая — только о хозяйстве радела». Но она может иметь и иное начало: «Был-жил старик со старухой. У них было три дочери: меньшая была такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать». Один вариант песни начинается словами; Мужик пашеньку пахал, Красно солнышко смотрел, а другой имеет такое начало: Мужик пашеньку пахал, Сам на солнышко глядел. В приведенных примерах несколько иная форма выражения не изменяет общего содержания ни сказки, ни песни. Во-вторых, варианты, не отличаясь друг от друга ни по форме, ни по степени сохранности, могут все же различаться по содержанию. В. И. Даль приводит четыре варианта одной пословицы, когда замена буквально одного слова приводит к новым оттенкам содержания: «Старую собаку не волком звать» —за то, что она устарела, не годна более, не считать ее за волка, не обходиться, как с врагом; «Попову собаку не волком звать» — как ни надоел поп жадностию и прижимками своими, да не глядеть же на собаку его, как на волка, она ни в чем не виновата; «Старую собаку не батькой звать»,— не отцом —ответ на требование уважать старика не по заслугам; стар пес, да не отцом же его за это почитать; «Попову собаку не батькой звать» — ответ на требование уважения к людям случайным » (Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1957, с. 14). В-третьих, варианты одного и того же фольклорного произведения могут в той или иной мере отличаться друг от друга по степени сохранности. , Один вариант может быть более полным, другой сокращенным, в одном случае произведение бытует в своем исконном виде, в другом —в отрывках или в контаминации с другими произведениями. В-четвертых, варианты могут отличаться друг от друга особенностями художественной формы. Отмечены, например, случаи, когда под влиянием литературной поэтики в нерифмованную традиционную лирическую песню проникает рифма, иногда замечается тенденция к строфичности. В вариативности получают свое отражение отмеченные нами выше факторы изменения текста произведений (исторические условия, мировоззрение народа). Для разъяснения приведем два примера. В народе широкое распространение получила лирическая песня «Из-за лесу, лесу темного». В подавляющем большинстве своих вариантов она имеет бытовой характер. В ней рассказывается о том, как молодая женщина-крестьянка посылает соловья к родителям и просит его рассказать им, как ей тяжело жить в чужой семье. Вот типичная форма выражения этих мыслей; Однако в среде крепостного крестьянства в XIX в бытовала песня, в которой приведенный выше отрывок заменен другим имеющим ярко выраженную социальную направленность Песня поется уже не от имени какой-то одной крестьянки а от имени всего крепостного крестьянства Во время Отечественной войны 1812 г. возникла солдатская баллада, в которой рассказывалось о том, как пришедшего домой после многолетней службы солдата жена узнает только по перстню. Основной сценой этой песни является диалог между солдатом и его женой, к которой он вместе с другими солдатами просится на ночлег. В диалоге есть такое место: Ты давно ль, вдова, вдовеешь? Ты давно ли сиротеешь? Я вдовею лет пятнадцать, Сиротею с годом двадцать. Во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. был записан вариант этой песни, в котором отмеченное место имело такой вид: — Скажи, скажи, хозяйка, С каких ты пор вдова? И солдатка отвечает: Из сорок первого годику. Как началась война, Я мужа проводила. Сыночка отдала. Варианты фольклорных произведений помогают понять смысл и причины тех изменений, которые происходят в фольклоре. Они дают богатый материал для раскрытия закономерное гей фольклорного процесса.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:20 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Обряд — это строго определенные обычаями те или иные действа: печение весной из теста жаворонков, завивание летом венков из веток березы, разжигание зимой костров и прыгание через них, обсыпание жениха и невесты хмелем, зерном и т. д. Назначение этих и многих других обрядовых действ — способствовать достижению какой-либо цели. В основе обрядов — реальные заботы крестьянина о большей продуктивности его труда, хорошем урожае, общем благополучии, слаженной семейной жизни и т. п. Поскольку обряды и сопровождающие их фольклорные произведения выполняли жизненно важные функции, то каждый раз в момент их исполнения они осознавались как очень нужные, необходимые и по-своему актуальные. В них в той или иной мере отражались реальная бытовая жизнь народа, его мировоззрение. В этом смысле обряды и сопровождающая их народная поэзия были всегда современны. Вместе с тем следует отметить, что обряды —один из древнейших видов народной культуры. Их возникновение относится к глубокой древности. В обрядах и сопровождающих их фольклорных произведениях можно обнаружить такие черты мышления человека доклассового общества, как анимизм, антропоморфизм и магизм. Анимизм (от лат. ашта — душа, дух) — вера в существование душ и духов, которые будто бы управляют всеми явлениями мира. Антропоморфизм — представление, будто бы все явления природы, животные и растения обладают человеческими качествами (волей,' разумом и др.), что смерть, болезни и т. д. существуют в облике человека. Магизм (от греч. та§е1а — колдовство, чародейство) — вера человека в то, что он посредством определенных действий и словесных выражений может влиять на течение событий; избавиться от болезней, вызвать хороший урожай, большой приплод скота и т.д. Все это — проявление древней языческой религии. К сказанному следует еще добавить, что за последнее тысячелетие на обряды и обрядовую поэзию определенное влияние оказала христианская религия. С введением на Руси христианства (X в.) церковь, с одной стороны, боролась с языческой культурой, всячески вытравляла из жизни древние народные обряды, а с другой — многие из этих обрядов она стремилась приспособить к своим целям, наполнить их христианским содержанием. В результате христианские мотивы и образы проникли в народные обряды и поэзию; возникло явление, которое получило название «двоеверия» (смешение языческих и христианских элементов). Из сказанного совершенно очевидно, что обряды и сопровождающее их словесное искусство имеют большое значение как для изучения жизни и мировоззрения народа в период записи этих обрядов (преимущественно XIX в.), так и для понимания особенностей народного мировосприятия на более ранних ступенях истории.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Нам точно неизвестно, как исполнялись заговоры в период их возникновения. Однако исследователи справедливо полагают, что первоначально заговоры произносились в качестве сопровождения определенных обрядовых действ. Здесь магическое значение имели и сами обрядовые действа, и сопровождающие их словесные выражения. Следы такого исполнения заговоров дошли до XIX в. Так, например, из сборника заговоров Л. Н. Майкова (1869) мы узнаем о таких условиях исполнения заговоров. По окончании жатвы ржи женщины ложились на полосу ц несколько раз перекатывались, говоря: «Жнива, ты жнива, дай ко мне силы на овсяную жниву». Прикосновение жниц к земле, по их мнению, способствовало переходу силы земли к ним. В заговоре «От засухи» мы находим такие выражения: «Выхожу я удал добрый молодец, я из ворот в ворота, в чистое поле, заговором заг овариваюся, на все четыре стороны кланяюся...». В связи с этим собиратель замечает: «Нередко случается, что крестьянин соединяет слова этого заговора с теми действиями, которые в нем упоминаются». С течением времени заговорные обрядовые действа все более упрощаются, а во многих случаях почти совсем устраняются. По этому поводу А. Блок писал: «Встану», «пойду», «умоюсь» — так часто начинаются заговоры, и, очевидно, так делалось когда-то; с такими словами заклинатель входит в настроение, вспоминает первоначальную обстановку, при которой соткался заговор; но, очевидно, ему нет нужды воспроизводить эти действия, довольно простого слова; притом же это слово и не всегда выполнимо: «Оболокусь я оболоком; обтычусь частыми звездами», - говорит заклинатель». Таким образом, заговорная обрядность постепенно разрушается и забывается. Однако некоторые элементарные действия при исполнении заговоров наблюдались собирателями в конце XIX —начале XX в. До недавнего времени сохранились незыблемыми условия исполнения заговоров. Они произносились в строго определенное время суток (на утренней или вечерней заре), в совершенно конкретном месте (около воды, в лесу, на перекрестке дорог), непременно полушепотом, скороговоркой. При постепенном отмирании обрядового действа главенствующее положение в заговоре занимает слово. Заговор из синкретического (обрядово-словесного) искусства превращается в искусство словесное. Освободившись от сковывающих его обрядовых действ, заговор получает большое развитие, значительно расширяет свою тематику, разрабатывает свою специфическую поэтику. Тематика заговоров. Тематика заговоров довольно разнообразна. Надо полагать, наиболее древними являются заговоры, связанные с хозяйственной деятельностью крестьян. Это упомянутый выше заговор, исполняемый во время жатвы, а также заговоры на хороший рост растений (зерновых), на то, чтобы высыхал лен, на успешное пчеловодство, на удачную охоту и рыболовство и т. п. К этой группе заговоров тесно примыкают заговоры на другие бытовые темы: различные свадебные обереги, заговоры от бессонницы, на хороший аппетит, чтоб пчелы не кусали, от блох, клопов, комаров и других насекомых, на приручение собаки и т. д. Самую большую группу составляют заговоры лечебные (от зубной боли, от бельма, от ячменя, от боли в ушах, от золотухи, от горячки, от лихорадки, от грыжи, от сибирки, от чирья, от ожога, ушиба и т. д.). Эти заговоры часто произносились одновременно с применением различных средств народной медицины (лечебные травы, мази, припарки и т. д.). Определенное действие некоторых лечебных средств укрепляло веру в заговоры. В особую группу выделяются заговоры любовного назначения, так называемые «присушки» и «отсушки». В заговорах вообще, а в лечебных и любовных заговорах в особенности наглядно проявилась такая черта раннего мышления, как необычайная предметная конкретность. Болезни и различные душевные состояния (любовь, тоска и т. п.) представлялись совершенно конкретными существами или предметами, которые можно изгнать, вынуть из человека или, наоборот, ввести в него, вложить в те или иные части его организма. Последнюю тематическую группу заговоров, безусловно позднейшую по своему возникновению, составляют заговоры социального содержания. Ярким примером социальных заговоров являются такие, как «От пули на войне» [2, № 332], «На подход к властям или на умилостивление судей» [2, № 338], «Чтоб оттерпеться от пытки» [2, № 349], «Заговор на судей» [2, № 342] и др. В социальных заговорах ярко выражается общественное мировоззрение народа, его гнев и ненависть к угнетателям. Например, заговаривающий грозится всех своих «супостатов» (царей и цариц, князей и княгинь, бояр и боярынь, всех приказных людей) «поймать, в руки взять, раскусить, выплюнуть и растоптать ногами» [2, № 338]. Образы заговоров. Все образы заговоррв по их происхождению и содержанию можно разделить на четыре группы! К первой группе относятся реально-бытовые образы, взятые из окружающей крестьянина действительности. Это предметы и явления природы (земля, поле, лес, зеленый луг, река, озеро, месяц, солнце, ветер), домашние животные (лошадь, корова, овцы), звери (волк, медведь, лиса, заяц), рыбы (щука, окунь, ерш, судак), постройки и предметы быта (дом, дверь, ворота, изгородь, тын, камень, замок, ключи) и т. д. Но кроме этих реально-бытовых образов в заговорах можно встретить немало образов фантастических (морской царь, огненный змей, баба-яга, кощей бессмертный, чудесный конь, ведьма, чёрт, домовой и др.). Эти образы, надо полагать, возникли в заговорах под влиянием сказок в период, когда они, освободившись от обрядового исполнения, стали развиваться как жанр словесного искусства. В пору господства христианской религии в заговоры проникают образы Христа, божьей матери, пресвятой богородицы, апостолов, архангелов, чудотворцев и т. п. Самыми последними в заговоры входят социальные образы: цари, князья, бояре, судьи и проч. Уже виды образов говорят о большой специфике содержания заговоров. Однако специфика эта подчеркивается еще и тем, что в заговорах сильны элементы антропоморфизма: в виде антропоморфических образов выступают, например, различные болезни человека, его всевозможные душевные состояния. Примером может служить заговор от лихорадки, в котором различные симптомы этой болезни представлены в образах двенадцати послушниц Ирода: Трясеи, Огней, Ледеи, Хрипуши, Глухеи и т. д. Специфика образной системы заговоров особенно ярко выражается в том, что каждый образ в них употребляется в строго определенной магической функции. И в этой связи все образы заговоров совершенно отчетливо делятся на две группы: образы, избавляющие от бед, болезней, несчастий, и, наоборот, образы, причиняющие зло, вред и т. п.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

По композиции дошедшие до нас заговоры представляют собой довольно пестрое явление. Можно предположить, что наиболее древним видом построения заговоров является их двухчастная форма. В первой части дается описание заговорного обряда, а во второй приводится сама заговорная формула, заканчивающаяся «закрепкой». Так, характерен заговор на хороший рост растений. Он начинается с описания самого заговорного действа: «Встану я, раб божий (имярек), благословясь, пойду помолясь из избы в двери, из дверей в вороты, в чистое поле, прямо на восток и скажу...» И далее после слова «скажу» идет уже сама заговорная формула: «Гой еси солнце жаркое, не пали и не пожигай ты овощь и хлеб мой (имярек), а жги и пали куколь и полынь-траву». И заканчивается эта заговорная формула «закрепкой»: «Будьте мои слова крепки и лепки» [2, № 277]. Однако такие двухчастные композиции в имеющихся публикациях встречаются нечасто. С течением времени, в связи с отмиранием заговорного обряда, сокращается, а затем и совсем отмирает первая часть заговора, содержащая описание обряда. В зачинах многих заговоров мы обнаруживаем влияние христианской религии. Такие заговоры, как правило, начинаются словами: «Господи боже, благослови Христос!» , «Во имя отца и сына и святого духа, аминь» и т. п. «Закрепка», которой заканчивается заговорная формула, по мнению заговаривающих, служит для закрепления сказанного, повышения магической действенности заговора. «Закрепки» нередко строятся на принципе сравнения. И они также иногда испытывают влияние христианской религии. Вот пример такой «закрепки»: «Все мои слова, будьте благословенны, сильны и крепки, крепчае и жесточае и железа и булату, и вострого ножа, и ногтей орлиных, и всех моих сильных и крепких слов. Казанская богородица печать свою приложила златым своим перстнем. Всегда отныне и до веку. Замок камень. Аминь, аминь, аминь!». Поэтический стиль и ритмика. В основе создания заговоров лежит принцип сравнения тех или иных явлений, образов или предметов. Необычно широкое употребление сравнений составляет их жанровую стилистическую специфику. Нередки случаи, когда в заговоре применяется не одно, а несколько сравнений. Так, в одной «присушке» заговаривающий молодец хочет, чтобы присушиваемая им девушка так сильно тосковала по нему, как тоскует «мать по дитяти, корова по теленке, кошка по котятам, утка по утятам и т. д.». Иногда сравнения в заговорах переходят в гиперболы. Так, в одном заклинании заговаривающий пастух говорит: «И как стекаются реки к окиану морю с тонучих гор, с дремучих лесов, со мхов и болот, и поточин, и с пахотных земель, и с лесных покосов, так бы приходил мой милой живот, крестьянский скот, сам с лесу домой». Второй отличительной особенностью стиля заговоров является довольно частое употребление в них «сквозных эпитетов», которые служат средством усиления, подчеркивания и выделения основной мысли. Так, в заговоре, назначение которого «присушить» девушку, сквозным эпитетом является прилагательное «сухой». Вот отрывок из этого заговора: «... у того у белого камня стоит сухое дерево, у того сухого дерева стоит сухой мужик, сечет сухое дерево и кладет на огонь. Коль скоро и круто разгоралось сухое дерево, так бы скоро и круто разгоралось сердце у рабы божией (такой-то) по рабе божием (таком-то)». Для поэтического стиля заговоров характерно широкое употребление всевозможных повторов, которые в значительной мере обусловлены стремлением к максимальной детализации и конкретизации. Примером может служить заговор от змеиного ужаления. «Ты, змея Ирина, ты, змея Катерина, ты, змея полевая, ты, змея луговая, ты, змея болотная, ты, змея подколодная, собирайтесь у круг и говорите удруг, вынимайте нечистый яд от суставов, от полусуставов, от жил, от полужил, от полупожилков, от тридевять суставов, от тридевять полусуставов, от черной шерсти, от белого тела, от чистой крови, от чистого сердца, от буйной головы». В приведенном примере слова «сустав», «полусустав» и «полужилия» употреблены дважды, слово «змея» —шесть раз и предлог «от» —тринадцать. Эти повторы значительно усиливают выразительность заговора. С особенностями синтаксиса, и прежде всего широким употреблением повторов, в заговорах связано своеобразие их ритмики. Ритм в заговорной прозе основан на чередовании определенных интонационно сходных речевых отрезков, чаще всего лишенных какой-либо соизмеримости (и по числу слогов, и по расстановке ударений). Но иногда в заговорах можно отметить И определенную соизмеримость нескольких рядом стоящих речевых отрезков, и даже рифму. Тогда перед нами — типичный раешный стих'. Приведем пример из одной любовной «отсушки»: На море на окиане, уста не растворяются, на острове на Буяне сердце не сокрушается, стоит столб; Так бы и у (имярек) на том столбе стоит дубовая гробница: сердце бы не сокрушалося, в ней лежит красная девица, кровь не разгоралася, тоска-чаровница; сама бы не убивалася, кровь у нее не разгорается, в тоску не вдавалася. ноженьки не поднимаются, Аминь, глаза не раскрываются, Своеобразная ритмика заговоров заметно выделяет их из обыденной разговорной речи, подчеркивает интонационную необычность и тем самым увеличивает веру в силу их магического воздействия. Придавая большое значение интонационно-ритмической организации речи в заговоре, А. Блок писал: «Ритмическое заклинание гипнотизирует, внушает, принуждает» [7, 53]. Из сказанного очевидно, что жанр заговора отличается ярким своеобразием как в своем назначении, так и в содержании и художественной форме. А. М. Горький отмечал, что заговоры, как и другие виды старинного фольклора, играли большую роль в жизни древнего человека. В них, по определению Горького, выражалось «стремление древних рабочих людей облегчить свой труд, усилить его продуктивность, вооружиться против четвероногих и двуногих врагов, а также силою слова, приемом «заговоров», «заклинаний» повлиять на стихийные, враждебные людям явления природы» (Горький М. Собр. соч. М., 1953, т. 27, с. 300).
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:21 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Прежде всего следует отметить, что по своему содержанию загадки могут быть очень простыми, когда они рисуют какую-нибудь одну несложную картину [«Стоит старик под водой, качает бородой» (камыш)], и более сложными, когда эта картина приобретает форму сюжета и загадка иногда напоминает небольшой рассказ. Примером такой сложной загадки является загадка, в которой рассказывается о подвозке снопов к овину: Скрипит скрипица, Придут растопорщики, Едет царица, Разложат мои косточки, Просится ночевать: Тело в вал бросят, «Мне не век вековать, А душу в рай стащат». Одну ночку ночевать, Основное содержание загадок составляет повседневная бытовая жизнь крестьянина. Причем следует подчеркнуть, что эта жизнь отражена в загадках в самых конкретных формах проявления, в самых мелких деталях. В этом специфика жанра загадки. О своеобразии их содержания М. А. Рыбникова писала: «Видовое, а не родовое —вот что отмечает загадка. Морковь, свекла, лук, а не овощи; овца, баран, корова, лошадь, кот, а не домашнее животное» [7, 15]. В народе бытовало большое количество загадок о совершенно конкретных видах животных: о быке или воле, о корове, лошади, свинье, козле, овце, собаке, коте, кошке, о мыши, крысе, волке, медведе, зайце, еже, белке и др. Не меньше было создано загадок и о различных растениях: о березе, сосне, осине, липе, вербе, орехе и орешнике, черемухе, рябине, вишне, яблоне и яблоке, шиповнике и т. д. и т. п. Популярными были загадки о крестьянских постройках, отдельных частях избы и домашней утвари. Например, загадки об избе, бревнах и мхе избяных, о матице, поле и потолке, палатях, крыше, окнах, двери и косяках, пороге, о горшке, чугуне, подойнике, кадке, кувшине, корыте, чашке, ковшике, самоваре, чайнике, сковороде, сите, решете и т. д. Возникают загадки не только об отдельных конкретных предметах, но и о тех или иных их качествах, признаках, состояниях и положениях.^ Здесь конкретизация еще более углубляется. Так, бытовали загадки не вообще о лошади, а о лошади пегой («И не шито, и не крыто, а клин вставлен»), не вообще о собаке, а о собаке, привязанной на цепь («На щетинке, на вязанке висит кусок говядинки»), не вообще о свинье, а о свинье в адонье: Роется, копается, В Аржав город пытается, Ищет таких хоромин благих. В загадках проявились большая наблюдательность человека труда, его умение выразить свои наблюдения глубоко поэтически, образно. Многогранно отразив крестьянскую жизнь, традиционные загадки имеют большое познавательное значение. Исследователь этого жанра В. В. Митрофанова считает, что изучая загадки мы можем составить представление о том, как и какими орудиями трудится крестьянин, какие животные и птицы окружали его в домашнем хозяйстве и с какими дикими животными он чаще всего сталкивался, что росло в поле и огороде, как выглядела деревня, как строилась изба, как обставлялась, какая домашняя утварь, предметы труда и обихода окружали крестьянина, что и как изготовлялось в натуральном крестьянском хозяйстве (шились сапоги, делалась посуда, пряли лен) и т. п. [12]. В загадках, как и в других жанрах фольклора, нашло отражение мировоззрение народа: его взгляды нравственно-этические, философские, социально-исторические и др. В загадках — создании простого народа, например, со всей отчетливостью звучит демократическая мысль о полном равенстве от природы людей всех классов и сословий. Развивая эту мысль, загадка утверждает, что все люди одинаково бессильны перед смертью. На горе горынской Ни царь, ни царица, Стоит столб воротынской, Ни красная девица. Никто его не минует: (Намогильный знак) Идея полного равенства людей отразилась в самом принципе создания загадок. Так, в загадках царица является метафорой свечи («На горе-горице убита царица. Ни крику, ни реву, один пепелок») и сковороды («Сидит царица на золотых яичках»). Поп служит метафорой таких предметов, как цеп, бадья, поросенок. Барыня является метафорическим аналогом таких бытовых явлений, как помело, кочерга, редька, курица, кошка и т. д. и т. п. С несомненно ироническим акцентом создаются загадки о курице («У барыни семьдесят семь платьев — выйдет на улицу — спина гола»), помеле («Под полом, под середой, стоит барин с бородой») и о цепах («Бились попы, колотились попы —пошли в клеть, перевешались»). Явно сатирическую направленность имеют загадки о попе («Кто с живого и с мертвого дерет?», «С длинными косами, а не баба», «Спереди мужик, а сзади баба»), о дьячке («Что в церкви блеет?»), о церкви с ее служителями и прихожанами разных сословий («Стоит в поле горшок, в него наметалося кишок старших, меньших и средних»). Однако загадки не только рисовали горестные картины крестьянского быта в условиях крепостничества, но и воплощали мечту народа о счастливой безбедной жизни. В них создаются идеальные метафорические картины крестьянского благополучия и богатства: крестьянин хорошо одет («Лежит мужичок в золотом кафтане. Подпоясан, а не поясом. Не поднимешь, так не встанет»), его хлебные скирды напоминают золотые горы («Золотые горы растут в летнюю пору»), а его' изба просторна и хорошо обставлена («Полна изба гостей, и каждому постель»). Крестьянская свадьба напоминает собой царскую свадьбу («Под полом полищем, под городом городищем два царя царили, два короля королили, две свечи горели, два соловья играли») и т. п. Художественные особенности. Как уже говорилось, каждая загадка по своей сути является хитроумным вопросом. Однако эта ее вопросительность может иметь внешнюю форму выражения и не иметь ее. Загадки могут прямо формулироваться как вопрос. Например: «Что краше свету белого?» (солнце); «Что у нас чаще леса?» (звезды). Однако чаще всего в загадках вопрос внешне не выражен и они имеют метафорически-описательный характер. Например: «По синему морю тарелка плывет» (месяц); «Жили три брата: один любит зиму, другой —лето, а третьему все равно» (сани, телега, мужик). Загадки, как и все жанры фольклора, создаются на основе живого разговорного языка. Язык загадок, как и язык всех фольклорных жанров, отличают точность, красочность и выразительность. В них широко употребляются такие общефольклорные эпитеты, как «сырая земля», «чистое поле», «темный лес», «зеленый сад», «добрый молодец», «красная девица», «родная мать» и т. д., а также некоторые общефольклорные сравнения, тавтологические выражения и т. п. Однако поэтический стиль загадок имеет и свою ярко выраженную жанровую специфику. Для загадок характерна высокая степень метафоричности, пронизывающая собой решительно все ее стилистические средства. Приведем примеры метафорических (загадочных) эпитетов: «голубое поле» (небо), «водяной мост» (лед), «золотой пень» (наперсток), «кленовые ноги» (у саней), «кожаная квашня» (о сапогах). Иногда вся загадка строится на метафорических эпитетах. Например: «Конь стальной, хвост льняной» (игла с ниткой); «Печь мясная, приступы железные» (подковы); «Цветочки ангельские, а ноготки дьявольские» (шиповник). Встречаются в загадках и метафорические сравнения, как в положительной, так и в отрицательной форме. Напр.: «Сижу на тереме, мала, как мышь, красна, как кровь, вкусна, как мед» (вишня); «С бородой, а не мужик, с рогами, а не бык, с пухом, а не птица, лыко дерет, а лаптей не плетет» (козел); «Гуляет в поле, да не конь, летает на воле, да не птица» (ветер, метель). Чаще всего в загадках встречаются собственно метафоры, когда сравнение двух предметов или явлений не имеет внешней грамматической формы выражения. Например: «Между двух светил я в середине один» (нос); «Под полом, под полом ходит барыня с колом» (мышь). В подавляющем большинстве случаев в загадках предметы неживого мира метафорически сопоставляются с живыми существами, и наоборот, живые существа — с предметами и явлениями быта и природы. Это обусловлено прежде всего стремлением загадки сделать ее отгадывание возможно более затруднительным. Широкое употребление метафор в загадках объясняется и эстетическими соображениями. Особенно наглядно это обнаруживается в случаях, когда в загадках предметы неживого мира сравниваются с живыми существами и мы имеем дело с приемом олицетворения. Основываясь на принципе олицетворения, загадки сравнивают ведра с двумя братьями, которые пошли на речку купаться, умывальник со щукой, тело которой находится в воде, а хвост наружи, челнок с уточкой, которая ныряла и хвост потеряла, и т. д. Олицетворения, оживляя и одухотворяя неживой мир, еще больше приближают его к человеку, придают загадке особую поэтичность, создают в ней яркие образы и картины. Например, о зубах создается такого рода поэтическая загадка: «Полна горенка гусей да лебедей». Овес в загадках представляется стройной, красивой девушкой («Как во поле на кургане стоит девушка с серьгами»). В свою очередь, серьги девушки сравниваются с пляшущими лебедями: «За темными лесами двое лебедей плясали» и т. п. Сопоставляя предметы, загадываемые с предметами, выполняющими функции метафоры, загадка всегда укрупняет план изображения, усиливает тот или иной признак какого-то реального предмета, делает его более выпуклым и значительным. Это происходит потому, что реальный предмет в загадке всегда сравнивается с такими метафорическими предметами, в которых отмечаемый признак выражается значительно резче и отчетливее. Так, например, чтобы обратить внимание на то, что светлячок ночью светится (а свет этот слабый, его могут не заметить!), загадка сравнивает его (правда, в отрицательной форме) с солнцем: «Не солнце, не огонь, а светит». В этих же целях копание в земле жука сравнивается загадкой с энергичной работой воина, роющего окоп, а маленькие рожки жука с рогами быка: «Идет воин, землю роет, на ногах без копыт, есть рога, да не бык». Желая подчеркнуть тяжесть крестьянской работы, загадка сравнивает плечи человека с горами, а ведра с морями: «Два моря, два горя на крутых горах на дуге висят» (ведра на коромысле). Метафора в известном смысле гиперболизует изображаемый реальный мир, подчеркнуто выделяет, как бы укрупняет те или иные признаки и качества различных предметов этого мира. Посредством метафоризации реальный мир в загадках выступает более значительным и возвышенным. Петух по своему убранству сравнивается в загадке с князем или, по меньшей мере, с бравым наездником: Не княжеской породы, а ходит с короной, Не ратный наездник, а с ремнем на ноге, Не сторожем стоит, а всех рано будит. По своей ритмической организации загадки напоминают пословицы. Они создаются в форме ритмизованной прозы. Как и в пословицах, в загадке очень широко употребляется парная рифма. В результате многие загадки имеют форму стиха. Например: Стул на горах О семи головах. В нем ядро Говорит добро. (Лен) Специфика «хитрого жанра» в том, что иногда в нем рифма загадки подсказывает рифму отгадки. Например: «Что в избе за сват?» (ухват); «Что в избе Самсон?» (заслон). Звукопись загадки также иногда намекает на отгадываемый предмет. Например: «Шумит, гудит целый век, а не человек» (ветер); «Журчат, бурчат, из дыры торчат» (вода бежит из бочки); «По-та-ту, по-та-ты, та-ка-ту, та-ка-ты, а яички верхом несутся» (молотьба цепами). Связь загадок с другими жанрами. Самая тесная связь у загадок с пословицами и поговорками, к которым они очень близки по своей художественной форме. Многие загадки, содержащие черты обобщения, употребляются в народе в качестве пословиц: «На рябом хлеб сеют, а на гладком навоз кладут» (о пашне); «Сосна накормит, липа одевает» (мезга, лыко); «Меньше на дворе —легче голове» (о добре); «Хлеб возит, а мякиной кормят» (о лошади); «Вниз вода несет, вверх кабала ведет» (о бурлаке); «У вас дрова рубят, а к нам щепки летят» (письмо) и др. Случаи взаимосвязи (взаимопроникновения) отмечаются у загадок и народных песен. Во-первых, многие песенные образы и выражения (например, «белая лебедь», «калиновый мост», «раки-тов куст», «красная девица» и др.) используются загадками. Вот, например, загадки, целиком построенные на образах народных лирических песен: «Сидит красна девица в темнице, а коса на улице» (морковь); «Круглолица, белолица, во все зеркала глядится» (луна). Во-вторых, загадки нередко включаются в песни. Так, в одной песне молодец загадывает загадки, а девушка их отгадывает: — А что у нас, девица, краше света? Краше света — красное солнце. А что у нас, девица, выше лесу? Выше лесу — светел месяц. А что у нас, девица, чаще рощи? Чаще рощи — часты звезды. Многие загадки созданы на основе сказочных образов. Например: «Баба-яга, короткая нога» (соха); «Конь бежит — земля дрожит» (гром); «Летит птица орел, несет в зубах огонь, посредине его человеческая смерть» (молния). А вот загадка, использующая известную сказочную присказку: «На море, на окияне стоит дуб с гибелями, отростки чертовски, листки чемодановски» (репей). В свою очередь загадки нередко включаются в сказки. Приведем лишь один пример. Существует загадка о сваренном гусе, в которой загадываемые и отгадываемые предметы начинаются с одних букв (печ —Печорск, горшок —Горшенск и т. д.): «В Печорском, в Гор-шенском, под Крышенским сидит Курлын Курлынович». Эта загадка вариативно использована в бытовой юмористической сказке о жадной старухе («Солдатская загадка»). Прохожие солдаты попросили старуху покормить их. Но жадная старуха ответила, что у нее нет никаких продуктов. Тогда обиженные солдаты втайне от старухи вынули из горшка сваренного петуха, спрятали его себе в сумку, а в горшок положили липовую чурку. Через некоторое время солдаты собрались уходить. «И вздумала старуха похвалиться, что провела их, и заганула им загадку: «А что, детоньки, вы люди-то бывалые, всего видали; скажите-ка мне: ныне в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Курухано-вич?» —«Нет, бабушка!» —«А кто же, детоньки, вместо его?» — «Да Липан Лицанович». — «А где же Курухан Куруханович?» — «Да в Сумин город переведен, бабушка» (см.: Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. М., 1957, т. 3, с. 181)
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Изучение сказок можно вести с XVIII в., когда, собственно, и возник научный интерес к ним. Одним из первых ученых, кто понял ценность сказок, был историк В. Н. Татищев, который увидел в них отражение истории и быта русского народа. Интерес к сказкам проявили многие писатели XVIII в., но только в начале XIX в. увидели в них выражение «души русского народа», как говорил декабрист А. А. Бестужев-Марлинский. Он не только находил в них отголоски старины, но и понимал их жизненное значение. По его словам, сказочники и скоморохи «умели уколоть шуткою и князя, и боярина, и попа» (Русские писатели о литературном труде. Л„ 1954, т. 1, с. 210). Белинский оценил историческое значение сказок. Особенно высоко он ставил сатирические сказки. По его мнению, сказки весьма важны для изучения народных понятий, взглядов и языка. А сказки «О Шемякином суде» и «О Ерше Ершовиче» он считал «драгоценными историческими документами». С 50-х годов XIX в. в России стали формироваться первые научные школы в области изучения фольклора. Они уделяли много внимания сказкам. Так называемая мифологическая школа именно в сказках видела необходимый материал для изучения мифов, прямым продолжением которых она считала сказки. Эта точка зрения наиболее полно выражена в трехтомном исследовании А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1866—1869). Миф возникает из «первозданного» слова, в основе которого обычно лежит метафора; поэтому как метафору обычно трактовали и сказку. Основной недостаток мифологической школы в подходе к сказке состоял в отрыве ее от русской жизни. Крупный ученый середины XIX в. Ф. И. Буслаев также начинал с увлечения мифологическими построениями, однако скоро стал на позиции нового научного направления — теории заимствования. В работе «Перехожие повести» (1874) он отмечает, что наука, рассматривая творчество многих народов во многие века, «усмотрела целые ряды одинаковых сюжетов и мотивов, рассыпавшихся по всему миру в необозримом множестве разнообразных вариаций на общие темы», что «факт литературной взаимности между европейскими народами не подлежит сомнению», что «литературное заимствование составляет только один из множества случаев исторического между народами общения». В своем труде Ф. И. Буслаев прослеживает пути бродячих сюжетов, которые в основном ведут с Востока на Запад. В известной мере он еще сохраняет мнение о единой родине сюжетов. Революционеры-демократы отрицательно отнеслись и к мифологической школе, и к теории заимствования. Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, М. Е. Салтыков-Щедрин в статьях и рецензиях на сборники народных произведений резко критиковали их прежде всего за отрыв от русской почвы того, что выросло на ней. Для изучения сказок весьма большое значение имела система исторической поэтики, которую пытался построить А. Н. Веселовский. Она способствовала исследованию многих вопросов, касающихся сказки: ее происхождения, истории, структуры, типологии сюжетов и их связи с социально-историческими условиями бытования этого жанра. Веселовский от мифологических воззрений перешел к теории заимствования, а от нее—.к теории самозарождения сюжетов, взяв все то ценное, что было и у мифологической школы, и у школы заимствования. Не отрицая перехода сюжетов или произведений от народа к народу, он стремился объяснить это широким культурным обменом между народами, естественным явлением истории. Веселовский в широком плане поставил задачи изучения сказок, глубоко рассмотрел вопрос о варьировании. Особенно ценными оказались его взгляды на строение сказки и ее основные элементы. На фольклористику конца XIX в. большое влияние оказала статья В. Ф. Миллера «Всемирная сказка в культурно-историческом отношении» (1893). Под ее воздействием широко проявился интерес фольклористов к бытованию сказки, творческой манере сказочников, отражению в сказках особенностей быта определенных местностей. Среди научных работ о сказке начала XIX в. следует назвать большую статью В. Боброва «Русские народные сказки о животных» (1906—1908), в которой дана обстоятельная характеристика этого типа сказок. А. М. Смирнов составил «Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок» (1911—1914). Очень важна книга С. В. Савченко «Русская народная сказка» (1914), в которой довольно обстоятельно изложена история собирания и изучения русских сказок. Для развития советской фольклористики, и в частности изучения сказок, большое значение имели суждения М. Горького об этом жанре. Во многих статьях, письмах, докладах, особенно на Первом съезде советских писателей, Горький высказал важные мысли о сказках. Он подчеркивал их связь с жизнью. Фантастика сказок рождена действительностью, отмечал Горький. Вымысел сказки о ковре-самолете он объяснял мечтой людей о возможности летать по воздуху (см.: Собр. соч., т. 24, с. 330). Он утверждал, что мышление людей, которые стали создавать сказки, возбуждалось процессами труда, и условиями жизни: они хотели освободиться от тяжести труда, от болезней, от стихийных сил природы, во власти которых они тогда находились. Для развития исследования сказок важное значение имела работа известного советского фольклориста Ю. М. Соколова. В ряде статей и в учебнике «Русский фольклор» (1938) он подробно рассмотрел сказки, их идейно-художественное значение. Ю. М. Соколов в сборнике «Сказки и песни Белозерского края» (1915) и затем М. К. Азадовский в книге «Сказки Верхнеленского края» (1924) особое внимание уделяли творчеству отдельных сказочников, их манере исполнения, личному вкладу в традиционную сказку. Мысли Ю. М. Соколова и М. К. Азадовского об индивидуальном творчестве сказочника были подхвачены фольклористами, многие долгое время занимались лишь этой проблемой. Были изданы сборники сказок отдельных исполнителей: М. М. Коргуева, А. К. Барышниковой-Куприянихи, А. Н. Корольковой, Ф. П. Госпо-дарева и др. Репертуар каждого тщательно исследовался. Это было проявлением односторонности и задерживало изучение сказки в широком плане. Первой работой обобщающего характера была книга Р. М. Волкова «Сказка» (1924), посвященная сюжетосложению восточнославянских сказок. В книге рассматривались приемы сказочного стиля и давался обзор мотивов. В 1928 г-, вышла книга В. Я. Проппа «Морфология сказки». Книга Проппа и статьи А. И. Никифорова, особенно «К вопросу о морфологическом изучении народной сказки» (1928), положили начало структуралистскому подходу к этому жанру. В основе была мысль об изучении функций (действий) персонажей, высказанная А. И. Никифоровым. В. Я. Пропп развил эту мысль. Он рассмотрел функции действующих лиц, вспомогательные элементы сказки, способы включения новых лиц в действие и проч. С его точки зрения, важно, что делают персонажи. В. Я. Пропп показал особенности структуры волшебных сказок, но не раскрыл общественных функций самой сказки. В 1946 г. В. Я.Пропп выпустил книгу «Исторические корни волшебной сказки», где пытался показать возникновение волшебной сказки и обосновать появление определенных функций персонажей. Идеи Никифорова и Проппа развивают на более широком материале другие фольклористы, особенно Е. М. Мелетинский. В своих работах, прежде всего в книге «Герой волшебной сказки» (1958), он высказывает предположение, которое сам принимает как аксиому: возникновение мифа и слова неразрывно связано (в этом он близок мифологизму первой половины XIX в.),. их развитие впоследствии дает волшебную сказку. Важное значение для развития изучения сказки в сравнительно-историческом плане имели труды В. М. Жирмунского, особенно его статья «К вопросу о международных сказочных сюжетах» (1967), а также его работы, посвященные эпосу. Он признавал существование в фольклоре (в частности, в сказке) заимствований, но показывал, что на национальной почве воспринимающей страны сюжеты перерабатываются и приобретают особые черты, характерные для истории, культуры, фольклора и языка страны. Идеи Жирмунского значительно обогатили советское сказковедение. Большой интерес представляют работы Э. В. Померанцевой, посвященные русской сказке. От увлечений индивидуальными особенностями сказочников она обратилась к общим вопросам сказок. В 1963 г. была издана книга Э. В. Померанцевой «Русская народная сказка», в 1965 г. —«Судьбы русской сказки». Во второй из них обстоятельно рассмотрен исторический путь русских на- 99 родных сказок. Ценным исследованием о сказке является книга Н. В. Новикова . «Образы восточнославянской волшебной сказки» (1974). Она посвящена рассмотрению четырех основных типов сказочных героев: героев-богатырей, иронических неудачников, помощников героя, противников героя. Исследование носит сравнительный характер: автор сопоставляет сказки русские, украинские и белорусские, что дает возможность выделить в них общее и установить национальные отличия в языке и стиле, деталях быта и особенностях изображения природы. Классификация сказок. Попытки выделения типов русских сказок и построения их классификации начались еще в первой половине XIX в., когда И. П. Сахаров разделил их по характерам героев (богатыри, удалые люди, дурачки, умники, чудовища и проч.). Но так как персонажи этого типа действовали в разного вида сказках, а кроме того, Сахаров не учел сказки о животных, то предложенная им классификация не привилась в науке. В сборнике А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки» (т. 1—3) выделены три раздела: сказки о животных, сказки волшебные и сказки бытовые. В конце XIX в. П. В. Владимиров в книге «Введение в историю русской словесности» (1896) выделил в сказках животный эпос, мифы и бытовые произведения. Под мифом он разумел волшебные сказки. Но мифы это не сказки; кроме того, не во всех волшебных сказках действуют мифические существа; наконец, нельзя всякий фантастический образ считать мифическим, например жар-птицу. И эта классификация не вошла в научный оборот. В международное употребление вошла классификация финского ученого А. Аарне, который разделил сказки на три группы: сказки о животных, собственно сказки и анекдоты. Однако анекдоты нельзя отнести к сказкам —это другой жанр фольклора, а собственно сказки нельзя сводить только к волшебным. Несмотря на недостатки, классификация Аарне помогает разысканию сходных сюжетов и мотивов в сказках разных народов. В 1929 г. советский фольклорист Н. П. Андреев издал «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне». В нашей книге мы делим сказки на три жанровых разновидности— сказки о животных, сказки волшебные и сказки социально-бытовые. Каждая из названных разновидностей имеет свои сюжеты, персонажи, поэтику и стиль.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:22 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Сказки о животных — своеобразная разновидность сказочного жанра. Возникнув в глубокой древности, они отразили наблюдения над животными человека первобытного общества — охотника и зверолова, а затем и скотовода. Смысл этих сказок в те времена состоял прежде всего в передаче молодым людям жизненного опыта и знаний о животном мире. В начале складывались простые рассказы о животных, птицах и рыбах. Позже, с развитием художественного мышления, рассказы превратились в сказки. Жанр формировался длительное время, обогащался сюжетами, типами персонажей, вырабатывая определенные структурные особенности. В сказках о животных действуют и животные, и птицы, и рыбы, а в некоторых и растения. В. Я. Пропп в указателе, приложенном к третьему тому народных русских сказок А. Н. Афанасьева (1957), выделяет шесть групп сказок этого вида: 1) сказки о диких животных, 2) сказки о диких и домашних животных; 3) сказки о человеке и диких животных; 4) сказки о домашних животных; 5) сказки о птицах, рыбах и др.; 6) сказки о прочих животных, растениях и др. Каждая группа сказок имеет свои характерные сюжеты. Так, первая группа включает в себя сказки о лисе, которая крадет рыбу из саней, и о волке у проруби; о лисе, попавшей в горшок со сметаной; известные сказки: битый небитого везет (лиса и волк)5 лиса-повитуха, звери в яме, лиса и журавль (приглашение друг друга, в гости), лиса-исповедница, мир у зверей. Ко второй группе относятся сказки: волк в гостях у собаки, старая собака и волк, кот и дикие животные (звери пугаются кота)5 волк и козлята. К третьей группе следует причислить сказки: о мужике, медведе и лисе (мужик обманывает медведя при дележе урожая); о том, что старая хлеб-соль забывается (волк, спасенный мужиком хочет его загрызть); о медведе —липовой ноге; о лисе, которая меняла скалочку на гусочку, гусочку на индюшечку, индюшечку на овечку. В четвертую группу входят сказки о козе лупленой, о лошади собаке; в пятую — о журавле и цапле (несостоявшемся сватанье) о разбитом золотом яичке, о смерти петушка, подавившего^' зернышком; в шестую —о лисе и раке, пустившимся вперегонки о тереме мухи, о колобке и животных, о войне грибов, наконец о морозе, солнце и ветре. В сказках о животных отразились древние представления чело, века о природе: анимизм, антропоморфизм и тотемизм. Примеров, анимизма может быть сказка «Жадная старуха» — вариант сказки золотой рыбке, где одушевляется дерево. Анимизм проявляете и в мотиве чудесных деревьев, вырастающих на могилах невинно убитых. В сказке «Крошечка-хаврошечка» из костей коровы вырастает чудесная яблоня: она помогает девушке выйти замуж. Антропоморфизм в сказках выражаемся в том, что животные говорят и действуют, как люди. Возможно, что основой этого было наблюдаемое людьми сходство человека и животных: в действиях, в поведении, в ссорах, в страхе слабых перед сильными. На животных в сказках переносятся качества людей: ум, доброта, хитрость. Тотемизм, состоящий в представлении о том, что человек ведет свой род от животных, проявляется во многих сказочных сюжетах: рождении человека от животного, превращении человека в животное, а животного в человека. Наиболее показательна сказка «Медведь —липовая нога». С развитием представлений человека о природе, с накоплением наблюдений в сказки входят сюжеты о победе человека над животными и о домашних животных, что было результатом их приручения. Выделение сходных особенностей у животных и человека (речь—крик, поведение—повадки) послужило основой для совмещения в образах животных их качеств с качествами человека: животные говорят и ведут себя, как люди. Это совмещение повело и к типизации характеров животных, которые стали воплощением определенных качеств: лиса —хитрости, волк —глупости и жадности, медведь —доверчивости, заяц —трусости. Так сказки приобрели иносказательный смысл: под животными стали разуметь людей определенных характеров. Образы животных стали средством морального поучения, а затем и социальной сатиры. В сказках о животных не только высмеиваются отрицательные качества (глупость, лень, болтливость), но и осуждаются угнетение слабых, жадность, обман в целях наживы. В сказке «Кот на воеводстве», которая также называется юз «Бурмистр сибирских лесов», лесные звери обязаны приносить воеводе все, что ему нужно. В сказке «Кот и лиса» лиса выходит замуж за кота, выдает его всем за страшного зверя; лесные звери вынуждены ему прислуживать, а кот свободно всех обирает и прижимает. В сказке «Лиса-исповедница» лиса, прежде чем съесть петуха, убеждает его исповедоваться в грехах; при этом остроумно высмеивается ханжество духовенства. Лиса обращается к петуху: «О милое мое чадо, петел!» Она рассказывает ему библейскую притчу о мытаре и фарисее. Сказки о животных, создавая образы персонажей, в которых соединяются черты животного и человека, естественно, передают немало характерного для психологии людей. Однако едва ли есть основания считать, что во всех образах животных изображаются человеческие черты. Своеобразие образа животного в сказках как раз в том и состоит, что черты человеческие в нем никогда не вытесняют полностью черт животного. Как ни развито иносказание в сказках этого типа, в них можно найти и образцы, в которых трудно обнаружить иносказание. Известная сказка о лисе и тетереве содержит в себе ясное иносказание; оно очевидно из ряда деталей: лиса, например, говорит тетереву об указе, требующем, чтобы тетерева не летали на дерево, а ходили по земле. Но в сказке «Медведь — липовая нога» или в сказке «Волк и козлята», вероятно, нет иносказания. Эти сказки увлекают не иносказанием, а изображением действия. В сказках о животных аналогия «человек—животное» не позволяет сказке упускать ни качеств человека, ни качеств животного. В этом состоит своеобразие сказок, в этом особый эстетический эффект. «И именно в переплетении, пересечении животного и человеческого в неожиданном соприкосновении этих, в сущности, разных планов (условного и реального) кроется эффект комического в животной сказке». В сказках о животных основой сюжетов и основой трактовки образов зверей, птиц и рыб служит условное совмещение двух указанных планов. Это условность, а не фантастика. Некоторые исследователи полагают, что в сказках о животных большую роль выполняет фантастика. Однако с этим нельзя согласиться. Фантастика—не только отступление от действительности, но и резкое нарушение ее законов и особенностей. В сказках же о животных, в отличие от сказок волшебных (где роль фантастики очень велика), нет чудес, нет волшебства, хотя есть действия персонажей, не соответствующие действиям их прототипов в жизни. В сказках о животных нет мифологических мотивов и образов, а есть реалистические (в некоторой степени) фигуры животных; Они резко отличаются от фантастической жар-птицы волшебных сказок: такой птицы нет в действительности, но лиса, волк, медведь, заяц — обитатели наших лесов. Нет, по сути дела, в сказках о животных и оборотничества в такой степени и в такой форме, как в волшебных сказках. В волшебной сказке «Девушка-рысь» мачеха обращает падчерицу в рысь, муж сдирает с нее кожу, сжигает и тем снимает заклятье. Это не сказка о животных. Нельзя к сказкам о животных отнести и сказку «Иван Медведко», где герой —«по пояс человек, а от пояса медведь». Сюжеты и образы сказок о животных имеют нередко социальный сатирический аспект. Однако следует подчеркнуть, что основной смысловой аспект сказок о животных —моральный. Это объясняется тем, что сказки о животных гораздо старше классового общества, в котором они действительно стали приобретать ясную социальную трактовку. В моральном плане можно выделить две основных идеи сказок о животных: прославление товарищества, благодаря которому слабые побеждают злых и сильных, и прославление самой победы, которая приносит слушателям моральное удовлетворение. Мирные животные, даже если они глупы, достигают победы: баран одурачивает волка, овца и лиса побеждают волка. Волк нередко глуп, но это не основная его черта: он жесток, свиреп, зол, жаден — вот основные его качества. Он съедает коня у бедного старика, вламывается 'в зимовье зверей и нарушает их мирную жизнь, хочет съесть козлят. Лиса хочет съесть петуха, тетерева. Если она вместе с другими зверями выступает против волка, то получает положительную оценку, если сама наносит вред другим — отрицательную. Поэтика сказок о животных. Структура сказок о животных довольно проста. Основой композиции служит строение сюжета. В зависимости от хода действия распределяется и весь повествовательный материал. Самая примечательная особенность строения этого типа сказок—нанизывание эпизодов. Весьма характерна для развития действия встреча животных друг с другом. «Бежала лисица по лесу, увидела на дереве тетерева...», «Шел бык лесом, попадается ему навстречу баран...». Но встреча обычно —лишь начало целого ряда других встреч. Весьма типична для сказок о животных так называемая комулятивная, или цепочная, структура. Петух подавился бобовым зернышком, курица бегает от одного к другому, просит помощи, пока не спасает петуха («Бобовое зернышко»); муха построила теремок, к ней по очереди приходят разные звери: один, другой, третий... («Теремок»). Такая же структура в сказках «Колобок» и «Коза с орехами». Нередка в сказках трехкратность ситуаций: три раза лиса обращается к петуху и три раза к тетереву; три раза волк приходит к избушке козы. Началу сказок свойственна конструкция «жили-были старик и старуха» (разные варианты). Соответственно этому в сказках о животных находим: «жили-были кум с кумой — волк с лисой», «жили-были волк да лисичка», «жили-были лиса да заяц». В сказках о животных диалогизм развит значительно более, нежели в сказках другого типа: он движет действие, раскрывает ситуации, показывает состояние персонажей. Широко вводятся в сказки песенки: лиса песенкой выманивает петуха, волк песенкой обманывает козлят, колобок бежит и напевает песенку: «Я по коробу скребен, по сусеку метен...» Для сказок о животных характерен яркий оптимизм: слабые всегда выходят из сложных положений. Он поддерживается комизмом многих ситуаций и юмором. В сказке «Напуганные 105 медведь и волки» баран по совету кота пугает волков найденной на дороге волчьей головой и те разбегаются, боясь, что и у них отгрызут головы.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Волшебные сказки занимают в русском сказочном репертуаре довольно большое место. Они были весьма популярны в народе. В известных сборниках русских сказок помещено значительное число произведений этой жанровой разновидности. Правда, иногда к волшебным сказкам относят произведения другой жанровой разновидности или даже другого жанра, например сказки-легенды, которые выделяют Ю. М. Соколов и В. И. Чичеров. Порой в волшебные сказки не включают произведения, явно относящиеся к этой разновидности. Это расширение или сужение рамок жанровой разновидности происходит потому, что обычно за критерий классификации принимается только так называемая «установка на вымысел». Но сказки нельзя определить как жанр или как жанровые разновидности лишь по одному признаку. Основные особенности волшебных сказок состоят в значительно более развитом сюжетном действии, нежели в сказках о животных и в социально-бытовых сказках; в приключенческом характере сюжетов, что выражается в преодолении героем целого ряда препятствий в достижении цели; в необычайности событий, чудесных происшествиях, совершающиеся благодаря тому, что определенные персонажи способны вызывать чудесные явления, которые могут возникать и в результате использования особых (чудесных) предметов; в особых приемах и способах композиции, повествования и стиля. Фантастика в волшебных сказках. Сюжеты волшебных сказок построены на цепи чудес. Однако вопрос о фантастике в волшебных сказках требует рассмотрения ее характера, происхождения, жизненных основ и отношения к мифу. Характер фантастики в волшебных сказках не всегда определялся точно. Обычно говорят о «вымысле». Но вымысел есть во всех жанрах фольклора. Вымысел в волшебных сказках носит характер фантастики, поэтому Н. В. Новиков предложил называть эту разновидность сказок волшебно-фантастическими. В обоснование такого названия он пишет: «Этот термин, несмотря на свою условность, раскрывает два начала в сказке — волшебное и фантастическое, на которых собственно и покоится ее поэтический вымысел. Начало волшебное заключает так называемые пережиточные моменты, и прежде всего религиозно-мифологические воззрения первобытного человека, одухотворение им вещей и явлений природы, приписывание этим вещам и явлениям магических свойств, различные религиозные культы, обычаи, обряды и т. п. Сказка полна мотивов, содержащих в себе веру в существование «потустороннего мира» и возможность возвращения оттуда; представление о смерти, заключенной в какой-либо материальный предмет (яйцо, ящик, цветок), о чудесном рождении (от съеденной рыбы, выпитой воды и т. п.), о превращении людей в животных, птиц, рыб, насекомых, о возможности браков девушек с животными и т. д. Фантастическое же начало сказки вырастает на стихийно-материалистической основе, замечательно верно улавливает закономерности развития объективной действительности. Это то, что М. Горький называл «поучительной выдумкой»—изумительной способностью «человеческой мысли заглядывать вперед факта» [25, 13]. Происхождение фантастики имеет свои корни в особенностях уклада жизни и в мечте людей о господстве над природой. В русской науке нередко употребляется термин «сказки мифологические». Он ведет начало от работ фольклористов первой половины XIX в., например от И. П. Сахарова. За ним следовали П. А. Бессонов, О. Ф. Миллер, собиратель сказок Е. Р. Романов и другие, которые называли волшебные сказки мифологическими. Что же есть мифологического в русских волшебных сказках? Во-первых, чудеса, которые происходят в сказках по воле персонажей, обладающих волшебными способностями, или по воле чудесных животных, или при помощи волшебных предметов; во-вторых, персонажи фантастического характера, такие, как баба-Яга, кощей, многоглавый змей; в-третьих, олицетворение сил природы, например, в образе морозко, одушевление деревьев (говорящие деревья); в-четвертых, антропоморфизм — наделение животных человеческими качествами — разумом и речью (говорящие конь, серый волк). Но все это лишь следы мифологических представлений, так как «формирование классической формы волшебной сказки завершилось далеко за историческими пределами первобытнообщинного строя, в обществе, гораздо более развитом», — пишет Е. М. Мелетинский в статье «Миф и сказка» . Спорным остается вопрос о прямом происхождении волшебной сказки из мифа. Е. М. Мелетинский считает, что происходила трансформация мифа в сказку. На такой точке зрения стоят многие фольклористы. Но она требует еще достаточного обоснования. Правильно лишь мнение о том, что мифологическое мировоззрение дало основу поэтической форме сказки, создалась поэтическая мифология сказки. Перечисленные выше элементы мифологии, вошедшие в волшебную сказку, приобрели художественные функции. Важным моментом является то, что сюжеты волшебных сказок, чудеса, о которых в них говорится, имеют жизненные основания. Это, во-первых, отражение особенностей труда и быта людей родового строя, их отношения к природе, часто их бессилие перед ней; во-вторых, отражение особенностей феодального строя, прежде всего раннего феодализма (царь — противник героя, борьба за наследство, получение царства и руки царевны за победу над злыми силами). Характерно, что капиталистические отношения не нашли отражения в волшебных сказках. Очевидно, ее развитие остановилось до формирования капиталистической формации. Жизненной основой волшебных скзок была и та мечта о власти над природой, которая, по мнению М. Горького, так характерна для них. Сюжетный состав волшебных сказок. Сюжетный состав русских волшебных сказок исключительно богат. Из 192 сюжетов, включенных А. Аарне в указатель, 11. П. Андреев обнаружил в русских сказках 144, сверх этого 38 сюжетов неизвестны фольклору других народов. Среди сюжетов русских волшебных сказок есть такие, которые особенно популярны, особенно любимы народом: «Три царства: золотое, серебряное и медное», «Чудесное бегство», «Волшебное кольцо», «Ивашка и ведьма», «Победитель змея», «Конек-Горбунок» «Сивко-Бурко», «Иван-Медвежье ушко», «Безручка», «Мертвая царевна». В. Я. Пропп в укатателе сюжетов, приложенном к изданию сказок Афанасьева (1957), делит русские волшебные сказки на группы соответ ственно действующим персонажам, что обусловлено его теорией функций действующих лиц. Первая группа сказок объединяется борьбой героя с чудесным противником (змеем). Таковы скажи «О молодце-удальце, моло-дильных яблоках и живой воде», «Три царства: медное, серебряное, и золотое», «Кощеева смерть в яйце». Вторая группа сказок отличается тем, что в центре сюжеюв стоя! поиски и освобождение от плена или колдовства невесты или жениха. Таковы сказки о заколдованной царевне, о царевне-лягушке, о заклятом царстве (волк, козел, сокол). Среди них особенно известна сказка «Финист — ясный сокол». Третья группа—сказки о чудесном помощнике, как, например, в сказке «Золушка». Наиболее характерные сказки — «Конек-Горбунок» и «Сивко-Бурко». Четвертая группа-сказки о чудесном предмете, который помогает герою достичь цели («Волшебное кольцо»). Пятая группа-сказки о чудесной силе или умении. Примером может служить сказка об Иване-Медвежьем ушке. В особую шестую группу — «Прочие чудесные сказки» — В. Я. Пропп выделил сказки, которые не укладывались в рамки первых пяти групп. Сюда вошли очень популярные сказки «Мальчик с пальчик», «Снегурочка», «Безручка», «Волшебное зеркальце». Среди эпизодов и мотивов, составляющих действие, выделяются те, которые употребляются наиболее часто, обычны для волшебных сказок: причина, заставляющая героя действовать (отлучение от дома, трудное поручение), появление цели действия, выполнение поручения (нередко поиски похищенной девушки), обнаружение предмета поисков, стремление победить или перехитрить врага, бегство от него и погоня, содействие чудесных помощников и использование чудесных предметов, битва с врагом, победа и наказание врага, торжество героя, который получает невесту и царство. Такова основная сюжетная схема волшебной сказки. Она варьируется в связи с конкретным содержанием произведения. Сюжетные эпизоды и мотивы следуют в сказке в определенном порядке. По вместе с тем в волшебных сказках чаще, чем в других разновидностях сказок, наблюдается так называемая контаминация—соединение различных сюжетов или включение в сюжет мотивов другого сюжета. При этом не нарушается целостность произведения, так как включается лишь то, что соответствует основному сюжету. Основой контаминации чаще всего служит тематическое сходство сюжетов. Структура волшебных сказок. Волшебные сказки имеют структуру, отличную от структуры сказок о животных и социально-бытовых. Прежде всего, им свойственно наличие особых элементов, которые, получили название присказок, зачинов и концовок. Они служат внешнему оформлению произведения и обозначают его начало и конец. Некоторые сказки начинаются присказками — шутливыми прибаутками, не связанными с сюжетом. Они обычно ритмичны и рифмованы. Цель их —привлечь внимание слушателей к тому, о чем далее пойдет речь. Так, сказка «Иван Сученко и белый Полянин» имеет присказку: «Начинается сказка от сивки, от бурки, от вещей каурки. На море, на океане, на острове Буяне стоит бык печеный, возле него лук толченый; и шли три молодца, зашли да позавтракали, а дальше идут — похваляются, сами собой забавляются; были мы, братцы, у такого-то места, наедались пуще, чем деревенская баба теста! Это присказка, сказка будет впереди». За присказкой, которая бывает далеко не у всех сказок, следует зачин, начинающий повествование. Его роль состоит в том, чтобы перенести слушателя в сказочный мир. Зачин говорит о времени и месте действия, обстановке, действующих лицах, т. е. представляет собой своеобразную экспозицию. Время и место действия, о которых говорится в зачине, неопределенны, более того — фантастичны. Это сразу показывает слушателям, что события, которые последуют далее, будут необычны. В волшебных сказках существует несколько типов зачинов; они отличаются от присказок тем, что употребляются в очень многих сказках. Лишь в некоторых начинается сразу действие: «Задумал царевич жениться, и невеста есть на примете - прекрасная царевна, да как достать ее?» Наиболее употребителен зачин «жили-были», «жил-был», при этом указывается, кто жил («старик со старухой») и каковы обстоятельства («у них было три сына»). Другой тип зачина: «в некотором царстве, в некотором государстве...». Два эти зачина могут соединяться. Сказка иногда имеет и концовку. Она носит шуточный характер, ритмична, рифмована, переключает внимание слушателей от сказочного мира к реальному. Существует несколько типов концовок. Наиболее простая: «А Мартынка и теперь живет, хлеб жует». Концовка может включать в себя заключение, вывод: «Стали они жить благополучно — в радости и спокойствии, и теперь живут, хлеб жуют»; «Иван-царевич простил ее и взял к себе; стали все вместе жить-поживать, лиха избывать». Кроме концовки может быть конечная присказка, которая иногда соединяется с концовкой: «Свадьбу сыграли, долго пировали; и я там был, мед-вино пил, по губам текло, в рот не попало. Да на окошке оставил ложку; кто легок на ножку, тот сбегай по ложку!» Некоторого типа концовки и конечные присказки, как полагают фольклористы, — след профессиональных рассказчиков или след рассказывания сказок для детей: «Женился Иван крестьянский сын на прекрасной королевне, отпировал свадьбу богатую и стал себе жить, не тужить. Вот вам сказка, а мне бубликов связка». Присказки, зачины и концовки имеют довольно устойчивый текст и представляют собой своего рода формулы. В сказках часто употребляются и другого типа устойчивые формулы, которые определяют особенности персонажей, переходы от одной ситуации к другой, содержат в себе замечания по ходу действия. Таковы магические обращения: «Избушка, избушка на курьих ножках, повернись к лесу задом, ко мне передом!», «Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой»; определения особенностей персонажей: «Баба-Яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает», «Конь хвостом след устилает, долы и горы промеж ног пускает»; описания внешности: «Во лбу светел месяц, в затылке часты звезды», «По локоть в красном золоте, по колени в чистом серебре», наконец: «Ни в сказке сказать, ни пером описать»; замечания по ходу действия: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Повествование в волшебных сказках развивается последовательно, действие динамично, ситуации напряженны, нередко происходят страшные события, многое случается неожиданно, положения, в которые попадают герои, повторяются: три брата три раза ходят ловить Жар-птицу, три раза бьется герой со Змеем, три препятствия встречает он при достижении цели, три волшебных предмета бросает он при бегстве. Структура сказки подчинена созданию драматически напряженных ситуаций, преодоление их героем обнаруживает его удивительные качества. Удивительное — характерная особенность волшебных сказок.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:23 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Состав и расстановка действующих лиц в волшебных сказках не случайны. Они мотивируются идейным заданием сказок, состоящим в борьбе добрых и злых сил и в победе добра. Поэтому основой состава и расстановки персонажей служит антитеза. Персонажи волшебных сказок делятся на две группы: к одной относятся положительные, к другой — отрицательные. «Эти персонажи в своей совокупности составляют определенную систему образов, — пишет Н. В. Новиков. — Центральное место в ней занимают положительные герои, наделяемые силой, мужеством, смелостью, упорством в достижении цели, красотой, подкупающей прямотой, честностью и многими другими идеальными физическими и моральными качествами, представляющими в глазах трудового народа наивысшую ценность в человеке. Это как бы персонажи первого ряда. Они в свою очередь разделяются на две большие группы — герои-богатыри (Покати-горошек, Медвежье Ушко, Иван Сучич и т. п.) и «иронические удачники» (Незнайка, Иванушка-дурачок, Емеля-дурачок). Во втором ряду располагаются помощники героя. Без них не обходится ни одна волшебно-фантастическая сказка. В числе помощников его могут быть люди, животные, фантастические существа, чудесные предметы (волшебный конь, Невидимка, дубинка). Наконец, в третьем ряду находятся противники героя — коварные, завистливые, жестокие и неблагодарные. Ими могут быть люди или фантастические существа (змей, кощей бессмертный, царские зятья ] 10 и т. п.)». Персонаж в волшебной сказке всегда носитель определенных моральных качеств. Комплекс основных черт его всегда устойчив. Могут меняться сюжетные ситуации, в которые он попадает, могут меняться второстепенные его черты, но основные сохраняются. Устойчивость особенностей характеров — первая отличительная черта персонажей этого рода сказок. Вторая — постоянство оценки персонажей: положительные действующие лица всегда положительны, отрицательные — отрицательны. В некоторых сказках особенности героев раскрываются не сразу: в глазах других персонажей он может вначале представляться иным. Иван-царевич —герой самых популярных волшебных сказок: «Иван-царевич и серый волк», «Молодильные яблоки», «Финист ясный сокол», «Царевна-лягушка», «Мертвая царевна». Он совершает различные подвиги: побеждает кощея и отправляется за его смертью, побеждает змея и идолище, ворона вороновича, на сером волке добывает жар-птицу, коня и девицу, сражается с войском бабы-яги, проходит три царства — медное, серебряное и золотое, женится на Марье Моревне или на Елене Прекрасной. Он многим помогает: животным и птицам, которые ему за это благодарны и в свою очередь помогают ему, братьям, которые часто стараются погубить его.. Он представлен в сказках как народный герой, воплощение высших моральных качеств: смелости, честности, доброты. Он молод, красив, умен и силен. Это тип смелого и сильного богатыря. Основной герой, представляющий, по словам М. Горького, тип «иронического удачника» —Иванушка-дурачок. Он обычно третий сын в семье и поэтому не получает наследства, его всегда унижают, над ним смеются. Он добр и доверчив, всех жалеет, в отличие от старших братьев трудолюбив и честен. Он действует чаще всего в сказках «Сивко-бурко» и «Конек-горбунок». В первой он три ночи по завещанию отца проводит на его могиле и в награду получает чудесного коня Сивку-бурку; во второй —он добывает Жар-птицу, которая воровала яблоки в саду и разоряла пшеничное поле. Тихий, мирный и простой, он становится удачливым и в результате получает награды: в ряде сказок он женится на царевне. Об этом герое Горький говорил: «... коллективу как бы свойственны сознание его бессмертия и уверенность в его победе над всеми враждебными ему силами. Герой фольклора —«дурак», презираемый даже отцом и братьями, всегда оказывается умнее их, всегда — победитель всех житейских невзгод...» (Собр. соч., т. 27, с. 305—306). Этот образ, вероятно, пришел в волшебные сказки из бытовых. Характер и действия этого героя, среда, в которой он действует, подтверждаю! это. И Ивану-царевичу и Иванушке-дурачку обычно содействуют в достижении цели лица и животные, которых называют чудесными помощниками, так как они обладают способностями совершать чудеса. В такой роли нередко оказываются жены или невесты героев, особенно Василиса Премудрая и Елена Премудрая; помогают героям и богатыри-великаны: Дубыня, Вернидуб, Объедало, и Опивало; помогают и животные: сивка-бурка, конек-горбунок, серый волк, собака, кот и другие, которым помог или которых спас герой. Важную роль в достижении героем цели выполняют чудесные предметы. Их довольно много, они разнообразны: ковер-самолет, сапоги-скороходы, скатерть-самобранка, гусли-самогуды, дубина-самобойка, шапка-невидимка, живая и мертвая вода. Пользуются герои, особенно при бегстве, гребешком, который, если бросишь его, превращается в лес и закрывает от погони; полотенцем или платком, которые превращаются в реку или озеро; волшебное зеркальце показывает, что происходит вдалеке (правда, им может воспользоваться и злая мачеха). Значительное место в волшебных сказках занимают героини-женщины, воплощающие народный идеал красоты, ума, доброты, смелости. Таковы Василиса Прекрасная или Премудрая (они нередко сливаются в один образ), Елена Прекрасная и Премудрая, царь-девица, царевна. Это «писаные красавицы», о ттих «ни в сказке сказать, ни пером описать». Типы положительных героинь включают в себя зри категории женщин: богатырш и воительниц, как Марья Моревна, мудрых дев, как Елена и Василиса, добрых и страдающих сирот или падчериц, трудолюбивых и честных, как Золушка и Аленушка. М. Горький особо отметил Василису Премудрую, подчеркнув в ней замечательные особенности русской женщины-красавицы: «Величественная' простота, презрение к поте, мягкая гордость собою, недюжинный ум и глубокое, полное неиссякаемой любви сердце, спокойная готовность жертвовать собою ради торжества своей мечты —вот духовные данные Василисы Премудрой...» (Собр. соч., т. 24, с. 72). Антитетичная композиция волшебных сказок определяет наличие в них персонажей, враждебных положительным героям. Наиболее часто выступают в сказках баба-яга , змей и кощей Бессмертный. Баба-яга — обычно злая, жестокая людоедка, мстительная колдунья. Живет она в подземном царстве или в темном лесу в избушке на курьих ножках. Ее дети (и сыновья, и дочери)-змеи. Мстит она героям сказок за убийство детей. Это худая, страшная, нередко одноглазая старуха с костяной ногой. Она действует во многих сказках: «Трех царствах», «Царь-девице», «Ивашке и ведьме». В последней она похищает детей. В сказках нередко действует змей (змей змеевич, змей горыныч) — многоголовое чудовище, с которым борется и которого побеждает герой. Он похищает людей, пожирает их. В сказках «Три царства» и «Кощеева смерть в яйце» он похищает женщин. При его приближении наступает тьма, поднимается ветер, земля «стонет». Герой отрубает ему поочередно по три головы. Змей выступает и как соблазнитель Елены Прекрасной или сестры героя. Змей — воплощение злой силы. Кощей Бессметрный —популярный в сказках персонаж. Слово «кощей», вероятно, тюркского происхождения, обозначает мальчика, слугу, пленника. В русских сказках этот образ появился, по мнению исследователей, в XVIII в. До него подобный образ носил имя Карачуна. Кощей — воплощение скупости, лицемерия и сластолюбия. Его образ наиболее полно раскрывается в вариантах сказки «Смерть Кощея от волшебного коня». Основа их сюжетов — борьба героя с Кощеем за похищенную им женщину. Гибнет Кощей обычно тогда, когда герой находит яйцо, в котором скрыта его смерть. По своему происхождению это образ мифологический. Но на него наслоилось много новых черт. Баба-яга, змей и кощей — враждебные силы. Победа героя над ними —торжество добра и справедливости. Социально-бытовые сказки. Сказки, в которых социальные и бытовые отношения стоят в центре действия, получили название социально-бытовых. Социально-бытовые сказки очень кратки; в центре сюжета, как правило, — один эпизод, действие развивается быстро, без замедлений, присущих волшебным сказкам, нет повторений эпизодов, события, которые служат предметом повествования, можно определить как нелепые, смешные, странные, необычные, хотя они совершаются в правдоподобной жизненной обстановке. В этом типе сказок широко развит комизм поступков и словесный комизм, что определяется их сатирическим, ироническим, юмористическим характером. Повествование очень простое, лишенное так называемой обрядности, свойственной волшебным сказкам. Развит диалог, изложение от лица условного рассказчика выполняет роль пояснений или ремарок. Темой одной группы сказок служит социальная несправедливость; темой другой служат людские «пороки», в них осмеиваются ленивые, глупые, упрямые. В зависимости от этого и различаются в социально-бытовых сказках две разновидности: в одной превалируют социальные конфликты, в другой — бытовые.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:25 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Социально-бытовые сказки возникли, по мнению исследователей, в два этапа: бытовые — ранее, с формированием семьи и семейного быта во время разложения родового строя, а социальные — с возникновением классового общества и обострением общественных противоречий в период раннего феодализма, особенно во время разложения крепостного строя и в период капитализма. Возрастающее бесправие и нищета народных масс вызывали недовольство и протест, были почвой социальной критики. Положительный герой социально-бытовых сказок —социально активный критически настроенный человек. Социально-бытовые сказки отличаются острой идейной направленностью. Это сказывается прежде всего в том, что сюжеты имеют в основе две важных общественных темы: социальную несправедливость и социальное наказание. Первая тема реализуется в сюжетах, где барин, купец или поп обирают и угнетают крестьянина, унижают его личность. В сказках речь идет о барщине, о бедности крестьян. Вторая тема реализуется в сюжетах, где умный и сообразительный мужик находит средство наказать своих угнетателей за вековое бесправие, выставляет их в смешном виде. В сказке «Барин и плотник» барин приказал слугам избить встречного плотника за то, что сам ехал из деревни Адковой, а плотник шел из деревни Райковой. Плотник узнал, где живет барин, нанялся к нему строить дом (барин не узнал его), позвал в лес выбирать нужные бревна и там с ним расправился. Сюжет о том, как мужик одурачил барина, в разных формах и вариациях весьма популярен в сказках. Так, в одной сказке Горшеня заставляет барина везти себя на спине. В другой мужик дурачит глупую барыню, обманывает барина. Барин в сказках представлен как глупый, не знающий жизни, не умеющий ни в чем разобраться человек, жадный, жестокий, спесивый; мужик умнее его, толковее, честнее. Поэтому такого рода сказки звучали в крепостной деревне как беспощадное обличение бар, как отрицание их права распоряжаться судьбою крепостных. В сказках есть сюжеты, в которых барин, а чаще барыня попадают в иную жизненную обстановку, например барыня во сне переносится в избу сапожника, пробует и там распоряжаться, но получает хороший урок. Другой остросатирический образ сказок —поп. Поп изображается в сказках как жадный, сластолюбивый невежда, лицемер, который не верит тому, чему учит других. Обличение попа — одновременно критика религиозных догм и морали, проповедуемой церковью. Поп обычно нарушал все заповеди и оставался безнаказанным, что приводило к мысли о ложности религиозного учения. К тому же в сказках нередко пародируется церковная служба. Поп за деньги может и козла похоронить по церковному обряду. В сказке «Похороны козла» архиерей хотел было наказать такого попа за кощунство, но, получив «мзду», лишь обругал за то, что поп «не соборовал козла». Поп нередко выступает как лентяй и невежда (сказки «Безграмотная деревня», «О попе в мешке»). Весьма популярны сказки о любовных похождениях попа. Поп ходит и к купчихе, и к барыне. Но если тут все кончается для него благополучно, то попытки ходить к жене мужика или плотника приносят ему много огорчений. Сатиричен и образ попадьи. Идейный смысл социально-бытовых сказок состоит не только в том, что в них критикуются жизненные «порядки», угнетатели и обиратели народа, но и в том, что в них гораздо яснее выражаются чаяния и ожидания народные, мечта о социальной справедливости, счастливой и спокойной жизни. В ряде сказок этого типа мужик побеждает барина, купца и попа, но в мечтах. Тем не менее подобные сюжеты рождали веру в победу, в освобождение от гнета; человек труда добивается торжества справедливости и обретает некоторую независимость. В отличие от волшебных сказок, где борьба добра и зла, а затем и победа добра происходит в сказочном мире, здесь все совершается в реальной жизненной обстановке, в определенных социальных и бытовых условиях. Идейная задача социально-бытовых сказок определяет и их структуру: основой ее служит социальная антитеза, противопоставление мужика барину, купцу, попу, бедного богатому («Марко Богатый и Василий Бесчастный»). Такого рода антитеза раскрывала общественные противоречия и выполняла важную роль в повышении классового сознания трудовых масс, вызывала ненависть к богачам, находила положительный отклик у слушателей. Идейная сторона социально-бытовых сказок проявляется и в оценке действительности, и в оценке поведения персонажей. Два вида этих сказок — сказки с более развитыми социальными и бытовыми мотивами —разнятся между собой в том, что в первых ярче проявляется сатира, а во вторых — юмор. Несправедливые социальные порядки обличаются с едкостью и беспощадностью, бытовые неурядицы осмеиваются в тоне незлобливой и остроумной шутки. Две названные разновидности сказок различаются и тем, что в первых обычно нет моралистических выводов — сатира их не требует, для нее необходим не морализм, а разоблачение; для бытовых сказок характерна поучительность, особенно для сказок на семейные темы. Конфликты бытовых сказок, как и конфликты социальных, связаны с особым составом персонажей. Если в социальных сказках представлены барин, купец, мужик, то в бытовых типизированы образы мужа, жены, старика, старухи, солдата. В бытовых сказках выделяются две группы произведений: одни посвящены осмеянию общечеловеческих пороков, их героями выступают глупец (дурак), лгун, лентяй, хитрец, вор; другие изображают семейные конфликты, их герои —глупый и ленивый муж, злая и строптивая жена, бывалый солдат, доверчивые старики. Обличение общечеловеческих пороков обычно использует гиперболизацию. Особенно преувеличивается глупость. В сказках осмеивается глупость жителей некоторых областей, сел и отдельных персонажей. Известны сказки о пошехонцах, которые тащили на крышу корову, чтобы она могла съесть выросшую там траву; носили из погреба ложкой кислое молоко, вместо того, чтобы принести сразу горшок; плыли по реке в дырявой лодке, а когда в нее стала набираться вода, чтобы не замочить ног, выпрыгнули из лодки в реку. Наиболее популярен образ Иванушки-дурачка, обычно третьего сына в семье. Он, как говорится в сказке, «набитый дурак» и совершает нелепые поступки; едучи с ярмарки с горшками, накрывает ими пни или верстовые столбы, чтобы тем не было холодно; галушками кормит свою тень. К числу популярных сказок о дураках относятся также сказки, в которых дурак невпопад говорит, за что его бьют. Очень широко были распространены сказки и песни о Фоме и Ереме, которые неумело пахали, торговали, охотились и ловили рыбу. Своеобразны сказки о Лутонюшке, который, будучи недоволен глупостью своих родных, решил отправиться по свету, поискать, есть ли такие глупые люди в других местах, и нашел еще более глупых, которые дерево растягивали, свет решетом носили, кур доили, с разбегу кафтаны надевали. Менее широко, но не менее ярко развиты темы лжи и хитрости. Известны сказки с названием «Лгала и Полыгала». Их герои дурачат людей, рассказывая им небылицы; о петухе, склевавшем половину месяца и т. п. Наконец, существует серия сказок, которые принято называть новеллистическими и которые чаще всего разрабатывают сюжеты о споре мужа и жены, об испытании верности жены, о лености жены и глупости мужа, о спрятанном и наказанном любовнике. Обычно муж при содействии кума отучает жену командовать собой. Комизм особенно ярок в рассказах о старике и старухе, которые ревнуют друг друга. Широко популярен сюжет о Николе Дупленском. Муж путем хитроумных уловок изобличает любовника, избивает его и наказывает жену. Во многих типах социально-бытовых сказок важную роль играет солдат. Его образ весьма оригинален. Это «бывалый» солдат, который умеет и мастерить, и рассказывать сказку, и перехитрить, когда надо. Образ его важен тем, что солдат часто как бы выносит приговор в спорах, дает оценку поведению людей, обличает пороки, потешается над суевериями («Суп из топора»). Солдат способен обмануть чертей, барина и глупую старуху. Оригинальна сказка о том, как солдат продал барину шинель, расхвалив ее за то, что ее можно под себя подстелить, «в голова положить» и укрыться ею. Когда барин пожаловался командиру, тот наградил солдата за то, что ловко показал, как это надо делать. Сказка заканчивается моралью: «Вот как поработаешь да долго не спишь, так и на камне заснешь; а кто ничего не делает, тот и на перине не уснет». Социально-бытовые сказки лишены ужасов. Они веселы, остроумны, иногда кончаются присказкой. В. Г. Белинский говорил, что в них видны «быт народа, его домашняя жизнь, его нравственные понятия, и этот лукавый русский ум, столь наклонный к иронии, столь простодушный в своем лукавстве» (Белинский В, Г. Поли, собр. соч. в 13-ти т. М., 1954, т. 5, с. 668). Все в них сосредоточено на действии и особенностях повествования, которые раскрывают образы героев; но в этом типе сказок есть и особые средства краткого выражения душевных состояний персонажей в отдельные моменты, что передается в прямом определении, в действии и а. речи героев. Это оживляет их образы, которые представляют собой «готовые», т. е. неизменяющиеся, характеры.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:25 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Фольклористы еще не дали достаточно удовлетворительного и обоснованного определения преданий. Нередко в научной литературе смешивают предания и легенды, хотя это различные жанры. Это объясняется их близостью, а также наличием переходных форм, одни из которых ближе к преданиям, а другие — к легендам. Предания в народе называют «былями» и «бывальщинами». Для них характерна историческая тематика. Предания сохраняют память о событиях и деятелях национальной истории. Этот вид произведений устного народного творчества имеет большое познавательное значение, так как в преданиях рассказывается об очень далеком прошлом, о времени, от которого, как правило, не сохранилось других свидетельств. То, о чем говорится в преданиях, обычно воспринимается и рассказчиком и слушателями как действительно происходившее. Ряд особенностей придают преданиям реалистический характер: исторический материал, имеющий порой местную окраску, точное указание времени и места событий, бытовые детали, нередко ссылка на традиционность повествования («старики рассказывают», «говорят»), незначительная роль в сюжетах фантастических элементов. Предания не только повествуют о событиях и действиях исторических лиц, но и объясняют их причины. Это увеличивает познавательную ценность рассказов. Предания близки к историческим песням, но имеют прозаическую форму, а не стихотворную. От сказок предания отличаются тем, что в них повествуется о реально существующих фактах, хотя порой трактуемых с некоторой долей вымысла, отличаются и «свободной формой»; предания не имеют устойчивых зачинов и концовок, определенных ходов развития сюжета. От бытового устного рассказа предание отличается тем, что говорит о далеком прошлом, а не о близком, а также тем, что повествователь никогда не выступает участником или свидетелем событий. Предания — эпический, т. е. повествовательный, сюжетный жанр. Но сюжет в них обычно не развертывается в сложную цепь событий, как в сказке, а строится на одном эпизоде, ярком и необычном. Необычное — предмет повествования и в сказке, но там оно — результат вымысла, тогда как в предании речь идет о необычном в жизни, что придает рассказу удивительный, поразительный характер. Предание хотя и имеет «свободную форму», при которой отсутствует определенная модель построения произведения, не лишено внутренней структуры, принципов идейно-художественной организации произведения: скрепления всего повествовательного материала одним сюжетным эпизодом, одним основным героем, созданию образа которого подчинены и сюжет и выразительные средства. В дореволюционной русской фольклористике, а порой и сейчас не все ученые признавали предания фольклорным жанром и нередко рассматривали их как разновидность устного бытового слова. Однако предания не только выполняют информативную и идейную функции, но обладают и эстетической, что проявляется в необычности сюжетной ситуации, идеализации положительного героя, употреблении особых выразительно-изобразительных средств. Предания бытуют в устах многих людей, тогда как устный рассказ-воспоминание передается одним лицом. Предания существуют во многих вариантах, что является важной особенностью фольклора. Они соотносятся с другими фольклорными прозаическими жанрами и взаимодействуют с ними, а также с историческими песнями. Наконец, они имеют свою историю. Для них, как и для некоторых других жанров устного творчества, свойственна \\"] циклизация, т. е. объединение групп произведений вокруг исторических персонажей или по сходным сюжетным ситуациям. Цикл более полно раскрывает образ героя, нежели отдельное предание. Входящие в него произведения близки по темам, по оценке событий и персонажей. Собирание и изучение преданий. Собирание русских народных преданий не велось систематически. Древнейшие предания записаны в пересказах в русских летописях. Записи преданий были сделаны и некоторыми западноевропейскими путешественниками: Олеарием, Флетчером, Коллинзом. В журналах XVIII в. время от времени публиковались так называемые исторические «анекдоты» — рассказы об удивительных случаях в жизни известных людей, главным образом царей и полководцев. Эти рассказы нередко носили верноподданический характер. Такие произведения появлялись и в отдельных книгах) Большое число их выходило в начале XIX в. Несколько изданий выдержал сборник «Анекдоты и деяния славных мужей» (1808, 1809 и др.). Особенно популярен был Петр I. Книга анекдотов о нем выходила много раз. Издавались анекдоты, относящиеся к Отечественной войне 1812 г., например книга Ф. М Сидельникова «Анекдоты достопримечательнейших происшествий, случившихся в течение нынешней войны с французами» (1813). В такого рода изданиях помещались предания, сложенные главным образом в солдатской среде. Первым сводным (и, собственно, единственным до сих пор) сборником преданий была книга М. Н. Макарова «Русские предания» в трех частях, вышедшая в Петербурге в 1838—1840 гг. В ней помещен разнообразный материал, но тем не менее есть и народные предания. В XIX — начале XX в. предания публиковались главным образом в журналах, уделявших внимание русской истории: «Историческом вестнике», «Русском архиве», «Беседе», а также в областных сборниках. Публикации помещали Е. В. Барсов, Н. Я. Аристов и др. Предания включались и в сборники сказок. Так, книга Д. Н. Садовникова называется «Сказки и предания Самарского края» (1884). Предания печатались в этнографических журналах «Этнографическое обозрение», «Живая старина», «Сибирская живая старина» и др. Более систематично собирание преданий русские фольклористы стали вести после Октябрьской революции. Данные об их издании приведены в известном библиографическом указателе М. Я. Мельц «Русский фольклор». Изучение русских исторических преданий в XIX в. большей частью представляло собой комментирование публикуемых текстов. Собственно же исследование почти не получило развития. Наиболее ценны —статья Н. И. Костомарова «Предания первоначальной русской летописи» (1905), книга И. П. Хрущова «О древнерусских исторических повестях и сказаниях XI—XII столетия» (1878), статья Н. Я. Аристова «Предания об исторических лицах и событиях» (1880), статья А. Зачиняева «Об эпических преданиях Орловской, Курской и Воронежской губерний». В названных работах сделана попытка отграничить предания от других прозаических жанров фольклора, определить основные сюжеты и состав наиболее популярных героев, установить роль преданий как исторического источника. Значительно шире развернулось изучение преданий в советское время. К. В. Чистов разработал вопрос о классификации жанров несказочной народной прозы и о сюжетном их составе [12]. С. Н. Аз-белев пытался разграничить эти жанры в их отношении к действительности [9], В. К. Соколова изучала типологию преданий [13]. Своеобразные уральские предания изучали В. П. Кругляшова и А. И. Лазарев [15, 20]. Фундаментальную работу представляет собой книга В. К. Соколовой «Русские исторические предания» (1970). Исследование В. К. Соколовой — первая работа, в которой обстоятельно рассмотрены сюжеты, познавательная, идейная и художественная ценность преданий, обобщено то, что сделано в их изучении. В книге выясняются отношение преданий к другим жанрам, освещение действительности в произведениях этого типа. Исследователь обращается к историко-сравнительному сопоставлению русских преданий с преданиями других славянских народов и устанавливает важные особенности их отношений. В. К. Соколова дала классификацию типов преданий, показала использование традиционного материала преданий и приспособление его к новым общественным условиям. К сожалению, в книге не рассмотрены предания о русских полководцах (Суворове, Кутузове, Платове, Скобелеве). Типы преданий. Русские народные предания неоднородны. Но попытки дать их обоснованную и стройную классификацию не всегда удавались. Самой простой классификацией была тематическая, какой, например, придерживается С. Н. Азбелев: «Предания и легенды, как правило, разграничиваются по тематике — исторические, топонимические, религиозные, демонологические, бытовые и др.» [9,6]. В. Е. Гусев делит исторические предания на «собственно исторические», или предания о событиях, и «героические», или предания о лицах [10, 122—123]. В. К. Соколова справедливо критикует такую классификацию, так как предания о событиях и лицах трудно разграничить: историческими могут быть и предания о событиях, и предания о лицах, героическими также могут быть предания и о событиях, и о лицах [14, 249]. В. К. Соколова выделяет два типа преданий: исторические и легендарные [14, 272]. Разъясняя далее, что такое «предания легендарные», она относит к ним исторические легенды религиозного содержания и социально-утопические легенды, т. е. смешивает два жанра —предания и легенды. Что касается собственно преданий, то можно принять классификацию, данную В. К. Соколовой, которая делит их на два типа: предания исторические и топонимические. К первым относятся рассказы об исторических событиях и лицах^ случаях, связанных с ними, а также о лицах, участвовавших в событиях или встречавшихся с историческими деятелями. Ко вторым относятся рассказы о возникновении поселений (городов и сел) и их названий, о местах, связанных с важнейшими событиями.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:25 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Историзм преданий состоит прежде всего в том, что они имеют историческую основу. В летописях и народной традиции предания выполняют роль достоверного исторического источника, на них ссылаются как на верное свидетельство о прошлом родной страны. Историзм преданий состоит и в том, что со временем происходят изменения жизненного содержания и формы произведений. Непрестанно обновляются их темы, сюжеты, мотивы, персонажи, характер изображения событий и лиц. Общая эволюция народного творчества, изменение народных воззрений вносят новые элементы в структурно-художественные особенности преданий. Русские народные предания в своем историческом развитии выделили несколько циклов, которые связаны с определенными историческими периодами и повествуют о важных событиях и лицах того времени. Древнейшие предания. Древнейшие русские народные предания не дошли до нас в точных записях. В ранние русские летописи включено немало рассказов, основой которых можно считать устные предания [5]. Летописцы порой ссылаются на то, что используют рассказы старых людей, на то,, что говорится в народе. Более того, они приводят варианты устных рассказов и собственное опровержение содержащихся в них сведений. Например, летописец приводит предание, в котором о Кие говорится как о князе, но здесь же упоминает, что «инии же, не сведуще» называют его перевозчиком: если бы Кий был перевозчиком, он не ездил бы в Царьград, где был принят царем с великими почестями. Существует три типа текстов в летописях, которые есть основание считать идущими от народных преданий: это или краткие записи важных и удивительных случаев (относящихся к самым древним временам), или пересказы устных преданий, или более распространенные повествования, в известной степени сюжетно организованные и включающие в себя значительный диалогический текст. Они, как правило, лишены религиозной христианской окраски, а порой содержат некоторые языческие элементы. Такого рода летописные записи отличаются значительной реалистичностью: простотой повествования, изложением сюжетного хода действия, характеристикой персонажей в их поступках. Уже древнейшие формы преданий содержат в себе основные элементы, образующие этот тип произведений. Ранние предания запечатлели немало важных свидетельств о прошлом русского народа. Это прежде всего рассказы о древних славянских племенах, об их родоначальниках. Так, по преданию, Радим и Вятко пришли из «ляшских стран»; первый со своим родом осел на Соже, а второй на Оке. От них пошли радимичи и вятичи. Сохранились в летописях и рассказы о соседях славян: о великанах обрах, которые были наказаны богом за жестокость и насилие над другими народами, — они исчезли с лица земли, почему и пошла пословица «погибоша аки обри». Записан рассказ и о том, как поляне освободились от хазарского ига: хан требовал от полян дань, они дали хазарам «от дыма по мечу». Хазары испугались этой дани и ушли. По этому поводу Н. И. Костомаров замечает: «Исторической правды факта, конечно, здесь нет ни капли. Не могли поляне дать от дыма по мечу, тогда как мечи составляли редкость и драгоценность...» [5, 130]. Ученый полагает, что «основанием этому рассказу служила песня», на это «показывает тон рассказа и поэтическая плавность выражения». Древние предания рассказывают о первых русских князьях: о походе Олега на Царьград, о его смерти от укуса змеи, выползшей из черепа его любимого коня (сюжет обработан А. С. Пушкиным в «Песне о вещем Олеге»), о мести древлянам Ольги за смерть Игоря, о сватовстве князя Владимира к Рогнеде. Немало рассказов посвящено борьбе русских племен с южными кочевниками. Особенно выделяются рассказы о юноше киевлянине Кожемяке, победившем в единоборстве Печенежина, о котором говорится: «Превелик зело и страшен». Предание о Кожемяке может быть сопоставлено с былинными мотивами: тут юноша-богатырь, младший среди братьев, проявляет неимоверную силу; он человек обычного роста, а его враг — исполин, напоминающий Идолище поганое; Печенежин перед боем глумится над Кожемякой, как враг в былине над богатырем; Кожемяка ударяет Печенежина о землю, как богатырь врага в конце поединка. К повествованиям о битвах следует отнести и сказание о борьбе с монголо-татарами, особенно о Куликовской битве. Правда, преданий о ней почти не сохранилось, но исследования показали, что известное произведение древней письменности «Повесть о Мамаевом побоище» имеет в своей основе устное предание. Следует выделить особый тип произведений — героические сказания, представляющие собой промежуточное явление между исторической песней и преданием. С. Н. Азбелев считает, что героическое сказание повествует непосредственно о конкретных исторических фактах, сближаясь этим с историческим преданием и исторической песней. Сказанию свойствен конкретный историзм в отличие от условного историзма былины. Предания XVI—XVII веков. В преданиях XVI—XVII вв. выделяются три цикла произведений: об Иване Грозном, о Ермаке и о Степане Разине. Каждый из них по-своему оригинален. Среди преданий о Грозном особенно популярны рассказы о казанском походе и о насыпанных по приказу царя курганах с целью сосчитать войско (каждый воин приносил шапку земли), о справедливости Грозного, общении его с крестьянами, к которым он приходит в избы и у которых крестит детей. Царь жестоко расправляется с боярами и воеводами, обирающими народ. Он казнит воеводу за то, что тот взял взятку — гуся, начиненного золотом. Симпатии народа к Грозному стали основой сюжета о его избрании на царство (царь из мужиков). Иностранные путешественники, посещавшие Русь, записали несколько характерных рассказов о Грозном, напоминающих анекдоты. Джиль Флетчер, английский посол при дворе царя Федора Иоанновича, был в Москве в конце XVI в. В 1591 г. он издал в Лондоне книгу «О государстве Российском», в которой сообщал рассказ о хитрости Ивана Грозного: царь велел каждому из воевод собрать по колпаку блох, иначе будут платить штраф за ослушание царского приказа. Но так как приказ воеводы не могли выполнить, то царь обложил их большим штрафом. В преданиях рассказывается о том, как Грозный, неузнанным, пристал к шайке воров и стал из подговаривать ограбить царскую казну. Но воры не согласились: казну они не грабят. Царь наградил воров. В другом предании бедный крестьянин, не имея ничего другого, поднес царю в подарок пару лаптей и репу; Грозный приказал боярам покупать у этого крестьянина репу. И тогда один из бояр решил получить от царя большую привилегию и преподнес ему дорогой подарок, однако царь одарил его репой. В XVI—XVII вв. складываются два важных социальных цикла преданий —о Ермаке и о Степане Разине. Это было результатом воздействия на народное творчество больших крестьянских движений. Предания этих циклов представляют собой новое явление в произведениях этого типа, а именно: народные массы уже не удовлетворялись мечтой о справедливом царе, а стали мечтать о герое, который возглавил бы «вольных людей», о народном вожаке. Во многих областях России складывались предания о Ермаке, прикреплявшие его происхождение или его действия к определенной области: Дону, Уралу, Волге. И Ермак выступал то донским казаком, то бурлаком с Волги, то разбойником с Камы. Основной сюжет —поход в Сибирь. Он мотивируется, как и в исторических песнях, тем, что Ермак предлагает товарищам заслужить прощение царя. Предания посвящены и победам Ермака в Сибири, и его гибели. Рассказы о Степане Разине стали складываться еще при его жизни. В них отразился рост крестьянских волнений. Большие отряды «вольных людей» собирались на Дону и особенно на Волге. Во главе их стал Степан Разин. В преданиях это образ народного вожака. Мотивы преданий очень близки мотивам исторических песен о нем. Основные сюжеты, как и в песнях, — взятие Астрахани, расправа с воеводой, поход в Персию. Образ Разина раскрывается в отношениях к «вольнице». К Разину идут люди со всех концов Русской земли: беглые крестьяне, беднота; он заботится о них и раздает им то, что отбирает у купцов и помещиков. Основной аспект изображения Разина, как и характер всего цикла преданий о нем, можно назвать романтическим, что наиболее ярко выражено в сюжете «Разин и персиянка». Однако общий план изображения довольно реалистичен. При всем этом разинский цикл преданий отличается значительным развитием фантастических мотивов. В преданиях немало отступлений от исторической правды. Так, например, рассказ о том, как Разин в 1670 г. в Астрахани сбрасывает с колокольни архиерея, который предавал его анафеме, но Разина в 1670 г. в Астрахани не было. В данном случае не возникает фантастического мотива, а лишь нарушается историческая правда. Однако в преданиях о Разине нередки мотивы волшебства, повествование порой приобретает сказочный характер. Народ наделил Разина чудесными качествами: его не берет пуля, оковы его не держат, из тюрьмы он бежал 122 на лодке, которую нарисовал на стене и на которую плеснул воду из кружки: заплескались волны и лодка поплыла. Сказочные мотивы дополнялись легендарными: казнь Разина вызвала в народе не только горе, но и утопические мечты, которые нашли выражение в рассказах о том, что он жив и еще придет защищать народ. Этого рода мотивы значительно чаще встречаются в преданиях, чем в исторических песнях, более верных исторической правде [18]. Предания разинского цикла отличаются от предшествующих циклов социальной проблематикой большого значения, прямым прославлением народного протеста и борьбы против классового угнетения. Предания XVIII—XIX веков. В преданиях XVIII—XIX вв. находит дальнейшее развитие тема народных восстаний. Она служит основой богатого цикла повествований о Емельяне Пугачеве. Этот цикл носит ярко выраженный антифеодальный характер. В нем отразился размах социальной борьбы русского, крестьянства в 70-е годы XVIII в. В центре —образ Пугачева, вождя восставших народных масс и, что характерно для народной психологии того времени, «мужицкого царя». Основные сюжеты цикла —сюжеты борьбы против воевод и помещиков, расправы с ними. Пугачев представлен как «справедливый царь». Он защищает народ от произвола и угнетения, а народ идет за ним, поставляет оружие и одежду, кормит отряды Пугачева. В ряде преданий рисуются картины сражений с царскими войсками, взятие крепостей, городов и заводов на Урале. Разгром войск Пугачева и его казнь в преданиях освещены особым образом: народ не мог примириться с такой развязкой крестьянской войны. Это дало основу для легенды о том, что Пугачев жив, еще придет на помощь народу, а вместо него добровольно пошел на казнь солдат. Здесь мы видим повторение мотива некоторых преданий разинского цикла. Пугачев близок к народу, опирается'на народ, защищает его, обещает ему «волю», ведет борьбу с генералами и помещиками. Важная особенность преданий о Пугачеве состоит в том, что он действует с народной массой, а не с «вольными людьми», сбежавшими от помещиков, как Разин. В этом сказался новый этап освободительной борьбы. А. Н. Лозанова отметила реалистический план преданий и песен о Пугачеве. В преданиях XVIII—XIX вв. продолжает развиваться тема «царь и народ». Она наиболее реализуется в преданиях о Петре I. Многочисленные войны России со шведами, немцами и турками придали этой теме новый аспект —она превращается в тему «полководец и солдаты», особенно в преданиях о Суворове и Кутузове. Одним из первых образов полководцев в преданиях был образ Петра I. Одновременно он был и образом «справедливого царя». При всех тяжестях для народа военной службы и труда, например на постройке Ладожского канала, Петр I изображается положительно. Лишь в отсталых слоях населения, особенно раскольничьих, он представлен как антихрист. Большое место в преданиях занимают обстоятельства, связанные со взятием Азова, Орешка (Шлиссельбурга), Риги, но изображения самих сражений нет. Это объясняется, возможно, тем, что предания мало записывались, собирание их началось поздно, когда многое уже забылось. В центре преданий, связанных с военными событиями, стоит Петр, который представлен как полководец, но лишь в общем аспекте. Более всего образ Петра развернут в бытовом плане. Предания о нем часто носят характер так называемых исторических анекдотов. Например, в Соловках Петр доказывает монахам большую пользу пушек по сравнению с колоколами. Немало рассказов о встречах Петра с разными людьми. Он обрисован как деловитый хозяин, строгий к солдатам и к генералам, презирающий духовенство. В одном рассказе Петр говорит монахам: таким бездельникам надо бы в войсках быть, а не души спасать. Много преданий о встречах Петра с мастерами, с «работными» людьми. Он не отстает от них в работе, делит с ними все трудности. Он прост и может помериться силой с солдатом, отдать ему свой камзол, наградить за хитрую выдумку (солдат пропивает шпагу и, сделав деревянную, уверяет, что это господь превратил ее в такую, чтобы он не выполнил приказ царя заколоть другого солдата). Такого типа предания возникали в солдатской среде и были естественным следствием и длительной военной службы, и действительно своеобразного отношения Петра I к солдатам. Подобная тема особенно широко развита в преданиях о Суворове, любимом полководце солдатской массы конца XVIII в. Предания о нем весьма популярны. Они носят патриотический характер. Солдаты гордятся своим военачальником, победами, которые одержали под его командованием, его героическим поведением в сражениях. В преданиях Суворов обрисован как простой, остроумный, веселый человек, с которым можно говорить прямо, без стеснения. Любовь солдат к Суворову была основой того, что в преданиях о его смерти выражена глубокая скорбь. Многие мотивы преданий о нем затем перенесены были на образ Кутузова. Особенно популярны были предания об атамане Платове. Он представлен как простой казак, смелый, отважный, показывающий пример в бою. Особенностью образа является то, что Платов не боится сказать слово против мнения царя. Образы Суворова, Кутузова и Платова — наиболее яркие и содержательные образы полководцев, которые с правом могут быть названы народными героями.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:26 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Топонимические предания — древняя, популярная в народе разновидность преданий. Они представляют собой рассказы о географических объектах (местностях, реках, озерах, горах и проч.) и населенных пунктах, прикреплены к определенным местностям. Основная особенность топонимических преданий состоит в том, что они объясняют характер, происхождение или названия географических объектов и населенных пунктов. С историческими преданиями они связаны тем, что прикреплены часто к определенным событиям или лицам, а тем самым и к историческим периодам. Уже в древних русских преданиях есть рассказы о расселении славянских племен, об их названиях, об основании городов. Так, \24 Киев, по преданию, основали три брата: Кий, Щек и Хорив и их сестра Лыбедь. Надо отметить, что под Киевом существуют возвышенности Хоривица, Щековица и приток Днепра Лыбедь. Записано предание о происхождении названия города Орша. Молодой князь Орша и его дочь Оршица в трудный для Киева час пришли на помощь князю Владимиру и помогли ему отразить набеги печенегов. К топонимическим преданиям относятся и рассказы о происхождении курганов. Курганные насыпи связывают со многими лицами: с Иваном Грозным, с Разиным (курганы на волжских берегах). Важная группа преданий включает объяснения названий местностей, городов и проч. Названия давались не только по особенностям местности, но и по тем событиям и лицам, которые с ней были связаны. Например, около города Алатыря есть местность Царь-Конь. Ее название объяснялось тем, что там у Ивана Грозного пал конь. В нескольких местах в Поволжье возвышенности называются «Беседные горы» или «Думные горы». Их названия будто бы возникли в связи с тем, что на тех местах Разин или Пугачев устраивали думы — совещания со своими помощниками. Приведем топонимические предания, записанные в Саратовском крае акад. А. А. Шахматовым. «Я слышал от старых людей насчет одного места, что там жил Стенька Разин. Это место и теперь можно очень хорошо узнать: огромная гора, похожая на двор, имя ее теперь— Каменный двор, на середине ее бугор, на бугре дубовый лесок, а на самой середине, на вершине около бугра, три березы, под березами родник. Старики говорят, что на том самом месте жили разбойники, а наружная сторона той горы с одной стороны похожа на ворота. А вокруг нее как есть двор. По самой вершине горы —лесок, словно крыша, в низ ее словно каменная стена. Эту стену называют лицевою стороной Каменного двора. В стороне от этого двора расположены высокие горы... Имя этих гор —Караульные горы. Старики рассказывают, что когда жил Стенька Разин, то разбойники на этих горах подкарауливали проезжих по дороге, и будто оттуда сквозь землю была протянута цепь. Как только увидят проезжающих, они и дернут эту цепь, а к кольцу этой цепи был привязан колокол. Как услышат их товарищи этот колокол, они и выйдут на дорогу. А еще дальше к большой дороге есть овраг по имени Банный овраг, будто они ходили туда париться в баню» [4, 180]. Топонимические предания по их характеру можно разделить на две группы: предания, реалистично передающие сведения об исторических фактах, и предания, в которых значительное место занимает вымысел; причем в древних рассказах такого типа он имеет обычно форму фантастическую. Фантастика в топонимических преданиях может быть результатом олицетворений, остатков мифологических представлений и введения сказочных сюжетов. Олицетворяться могут реки, озера, горы. Существует рассказ о споре Камы и Волги; Кама ошиблась (не туда прорвалась), и ей не удалось стать самостоятельной рекой, осталась она притоком Волги. Примером предания, в котором сохранились следы мифологических представлений, может быть рассказ (записан путешественником Олеарием), который объясняет название Змеевой горы на волжском берегу: на горе жил змей огромной величины, он наносил людям большой вред, но храбрый юноша разрубил змея на три части, которые превратились в большие камни. И до сих пор лежат они на вершине горы.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:26 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Термин «легенда» — книжного происхождения. В средневековой письменности этот вид произведений был весьма популярным (лат. 1е{»епаа — то, что должно быть прочитано). Впоследствии термин стал применяться и к произведениям фольклора. Легенда — прозаический эпический жанр, рассказ о событиях и лицах, повествование о прошлом. Она нередко начинается словами «Давно было...», «Когда-то...», «Дело было в старину». Легенды по 126 своей структуре представляют собой вид «небольших повестей» [1, 13] с неустойчивым текстом и свободной формой. Неустойчивость текста обусловливает значительную импровизацию, которая, в свою очередь, ведет к неустойчивости текста: эти явления взаимозависимы. С этим связана и возможность контаминации эпизодов и мотивов различных легенд. Свободная форма легенд характеризуется тем, что эпизоды и мотивы, в отличие, например, от сказочного твердого порядка чередования, могут более свободно следовать друг за другом. Кроме того, легенды не имеют постоянных начальных и конечных формул, какими отличаются сказки. Легенды —сюжетный жанр. Но их сюжеты обычно не развернуты в сложное повествование, а малоэпизодны, часто одноэпи-зодны. В первом случае связь эпизодов образует развитие действия, во втором —в центре рассказа один эпизод. Сюжетность подчеркивается развязкой, в которой отмечается перелом в ходе событий: «Ан вышло не так...», неожиданность: «Мужик не знал, куды и собирать-то!» [1, 59, 61]. Как вывод нередко приводится нравоучение: «Грех великий обижать матушку Пятницу...» [1, 125] или результат событий. Событиям, о которых повествуется в легендах, приписывается достоверность. Рассказчик и слушатель обычно верили в действительность того, о чем рассказывалось. Однако события и действия персонажей легенд явно вымышлены. Более того, в них немало фантастического. Важный элемент сюжетов в легендах — чудесное или даже чудо, совершаемое лицами, обладающими способностью волшебства. Состав сюжетов и персонажей легенд своеобразен. Сюжеты нередко взяты из Библии: сотворение мира, конец мира, Адам и Ева, чудесные явления как результат действий Христа, апостолов и святых, эпизоды из житий святых. Персонажами часто выступают Христос или святые. Все это давало основу для определения легенд как рассказов с христианским религиозным содержанием. В. Я. Пропп определяет их следующим образом: «...рассказы, содержание которых прямо или косвенно связано с христианской религией» [3, 378]. А. Н. Афанасьев связывает легенды с «христианскими представлениями», но указывает, что «языческая старина служила обильным материалом для народной поэзии» [1, 13]. Он даже отмечает, что в легендах содержатся явные следы дохристианских представлений: то, что заимствуется в легенде, например, из библейской истории, «подчиняется произволу народной фантазии, видоизменяется сообразно ее требованиям и даже связывается с теми преданиями и поверьями, которые уцелели от эпохи доисторической и которые, по-видимому, так противоположны началам христианского учения» [1, 14]. А. Н. Афанасьев высказал также мысль о том, что в русских легендах отразилось двоеверие, т. е. соединение языческих и христианских элементов. Определение легенд как жанра предполагает отграничение их от других близких жанров. К ним относятся и жанры письменности, и жанры устного творчества. С жанрами письменности, например с житиями святых и апокрифами, легенды связывают сходные мотивы; к фольклорным жанрам легенды близки по структуре. Значительной части легенд, как и житиям святых, свойственны религиозно-христианский характер, образ святого, тема творимого им чуда. С апокрифами, в которых отвергается каноническое толкование библейских событий и персонажей и утверждается народное их понимание, легенды роднят тема борьбы бога и дьявола и тема сотворения человека, созданного, по апокрифическим сказаниям, и богом и дьяволом: дьявол сотворил его тело, а бог вдохнул в него душу. Особенно важно то, что и в апокрифах, и в легендах утверждается: власти земные не от бога, а от дьявола, поэтому они и враждебны простому народу. Наконец, и в апокрифах, и в легендах рисуется образ «доброго бога», милостивого к людям, к беднякам. Все это шло вразрез с каноническо-церковными догмами. Бог христианской религии суров и строг, он беспощадно и неумолимо наказывает грешников, не разбираясь в причинах содеянного ими. Бог апокрифов и легенд понимает жизненные причины, в силу которых люди допускают так называемые «грехи». Таковы Христос, богородица, некоторые святые. Ряд легенд близок по сюжетам и идейной сущности известному апокрифу «Хождение богоматери по мукам». И в легендах по аду ходят святые, сочувствуют мучающимся грешникам, например в легенде «Христов братец» [1, 100—102]. К житиям святых и апокрифам близки в легендах мотивы искушения человека бесом, образы благодарных животных, которые помогают человеку. Легенды имеют сходные моменты и с так называемыми духовными стихами, которые возникли в народном творчестве под влиянием религиозной литературы. Их распевали обычно нищие-слепцы — «калики перехожие». Бытовали духовные стихи главным образом среди старообрядцев и сектантов. А. Н. Афанасьев в свой сборник легенд вводит и духовный стих «Егорий храбрый» — о христианском святом Георгии-победоносце. В. Я. Пропп сопоставляет духовные стихи и легенды, в которых есть образ Смерти, например стих об Анике-воине, существующий и в стихотворной форме, и в прозаическом пересказе. Аника сражается со смертью, но побежден ею. Подобные сюжеты есть и в легендах, например в легенде «Солдат и смерть». Однако легенда отличается от духовного стиха тем, что в ней отражаются народные воззрения, в ней нет страха человека перед смертью, «смерть принимается как закон жизни» [3, 386]. Кроме того, в легендах нередко осмеиваются религиозные догмы, пародируются мотивы религиозной литературы. В названной легенде солдат за примерное поведение и верную службу после смерти попадает в рай. Но райская жизнь не по нему: там не дают ни водки, ни табаку. Он просит отправить его в ад. Однако там черти готовят ему страшные муки. Перехитрив чертей, солдат бежит из ада. Здесь осмеиваются религиозные представления об аде и рае, острота которых «увеличивается оттого, что народ для более яркого обличения пользуется образами, созданными самой церковью» [3, 386]. Легенды отличаются не только от произведений, возникших в письменности или под ее влиянием, но и от других жанров фольклора. От преданий они отличаются тем, что основой повествования в них служат фантастические явления, тогда как в преданиях обычно есть реальная основа. Со сказкой легенда имеет как сходные черты, так и различия. Сходство состоит в ряде особенностей: в прозаической форме, некоторых сюжетах и мотивах, особенно фантастических. Легенда использует начальные формулы сказки, главным образом волшебной. Так, легенда «Пиво и хлеб» начинается словами: «В некотором царстве, в некотором государстве жил был богатый крестьянин» [1, 92]. Подобное начало в легендах «Золотое стремя» [1, 119], «Марко-Богатый» [1, 43] и др. Часто встречается формула «жили-были», «жил-был», «жил да был», «было жило», например в легендах «Солдат и смерть» [1, 143], «Пустынник и дьявол» [1, 171], «Пустынник» [1, 174], «Кумова кровать» [1, 192], «Грех и покаяние» [1, 194], «Горький пьяница» [1, 202]. Обычны также начала; «один старик», «один солдат». Чем же отличается легенда от сказки? Отличия состоят в том, что сюжет сказки строится обычно на «чудесах», а легенды —на «чуде», которое совершает святой или «дух» — домовой. Сказка —жанр твердой формы, имеющий определенные структурные особенности, а легенда —жанр свободной формы, он может заимствовать у сказки структурные элементы как устойчивые начала, но сам их не имеет. В сказке действуют обычно простые смертные — мужик, барин, поп, а в легенде к ним присоединяются еще и святые.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Скрытимир Волк
Вечный на рубеже.


Репутация: +48    

Зарегистрирован: 14.05.2008
Сообщения: 5484
Откуда: СПб, Род Волка

СообщениеДобавлено: Пт Июн 10, 2016 11:26 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой  

Русские народные легенды неоднородны по темам, сюжетам и персонажам. Естественно, что с их тематикой связаны и особенности сюжетов, и особенности персонажей. Это дает возможность положить в основу классификации легенд их тематику. Русские народные легенды можно разделить на следующие тематические группы. Легенды о сотворении мира, о происхождении солнца, месяца, звезд, земли и неба. Они чаще всего связаны с библейскими мотивами, но толкуют их иначе. Кроме того, в такого типа легендах есть немало языческих элементов. Легенды о животных, где рассказывается о животных, птицах и рыбах, объясняется происхождение их особенностей: почему у зайца передние ноги коротки? почему собака и кошка всегда ссорятся? Легенды о боге, святых, их хождении по земле, по аду и раю, об их помощи людям, прежде всего труженикам и бедным. Легенды о наказании злых и прощении грешников. В них рассказывается о том, как злой человек отказал в помощи несчастному или путешественнику и был за это наказан, а добрый, помогавший им, был вознагражден. Подобные сюжеты есть и в сказках, например о злой дочери мачехи и о доброй падчерице. Легенды, в которых выражены ожидания и чаяния народные. Их называют социально-утопическими легендами. К ним относятся рассказы о далекой счастливой стране, о царе, который избавит народ от страданий. К этой группе легенд относится и популярная ранее в народе легенда об опустившемся в озеро Светлояр граде Китеже, когда над ним нависла опасность разорения его монголо-татарами. Эта история связана с тем, что в 1024 г. князь Ярослав разорил город Кидекшу, а в 1237 г. город был разорен ордынцами. К этой истории присоединились религиозные мотивы спасения горда божественной силой. Наконец, среди легенд есть группа произведений с семейными мотивами. В таких легендах повествование строится на отношениях жены и мужа, сына и матери, брата и сестры. Но эти отношения связываются с религиозными или суеверными понятиями. В легенде «Непрощенный сын» проклятие матерью сына приводит к гибели их обоих. В легенде «Муж и жена» супруги забывают в поле ребенка, а когда возвращаются за ним, видят, что его нянчит леший. В легенде «Детоубийство, наказанное змеями» девушку, убившую трех детей, мучают змеи, присосавшиеся к ее груди. В легендах, как и в сказках, зло всегда наказывается. Особо стоят легенды с сатирическими мотивами. Именно они более всего близки к социально-бытовым сказкам. Эти легенды имеют определенный социальный характер. В них обычно действуют бедные крестьяне, землепашцы, которым всегда помогают святые и даже силы природы. В легенде «Чудо на мельнице» бедному крестьянину выпало счастье: он хорошо отнесся к нищему (это был Христос) и поэтому из небольшого количества зерна намолол много муки. Святым, который часто помогает мужику-земледельцу, в легендах является Николай-чудотворец. В народе существовал культ этого святого. Идейно-художественные особенности легенд. Идейно-художественная сущность легенд состоит в том, что в них выражено народное понимание действительности, народное толкование изображаемых событий и персонажей. Вместе с тем в легендах имеет место глубокое осознание социальной психологии других общественных групп. Так, в известной легенде о бедняке, ставшем богачом, подчеркнуто резкое изменение его психологии, его отношения к людям, особенно к беднякам: он становится жадным и безжалостным. В легендах содержатся религиозные поучения, однако они имеют явно социальный характер: святые и силы природы помогают не барину, попу или купцу, а мужику, который трудолюбив, честен, человеколюбив. В этом и состоит суть поучений. В таких легендах всегда присутствует социальная антитеза: противопоставление мужика его обирателям и угнетателям. Идейная сторона легенд проявляется в том, что в них оценка событий и лиц дается с крестьянской точки зрения. Конечно, в легендах отражается и отсталая психология, влияние церковной морали, например в легенде «Бедная вдова»: последняя идеализируется за то, что все терпит, что ей всегда хорошо, даже в самые трудные случаи жизни; в легенде «Видение» сыновья и снохи* в семье живут плохо: не молятся богу, хотят друг у друга отнять то, что ими нажито, постоянно ссорятся. В этой дидактике лишь первые два момента возникли явно под церковным воздействием, но осуждение вражды — разумно и целесообразно. Важной особенностью идейной стороны легенд служит сатира, которая носит социальный, в том числе антицерковный, характер. Антицерковный характер легенд явно виден в сюжете прощенного грешника. Это сюжет важного социального смысла. В легенде «Грех и покаяние», а также в легендах со сходными сюжетами человек, совершивший тяжкий грех, искупает его длительным трудом, но никак не может искупить. Но когда он убивает барина, попа, купца или разбойника, грехи ему тотчас же прощаются. Особенно показательна легенда «Рах разбойник». Разбойник под влиянием пустынника решает спасти свою душу. Это ему долго не удается. Но «вот раз видит он, что едет большой дорогой кулак-купец, и думает себе разбойник: —«А что, сколько этот купец из мужиков денег выжал? Все на него жалуются... Рады бы все деревни были, кабы его не было... Хорошо его убить!» Как подумал, так и сделал: купца зарезал, а деньги, которые с ним были, по всем окрестным деревням роздал. И испугался разбойник, что опять старый грех совершил: человека убил... И подошел к нему старичок и сказал: «Ты не человека убил, а свой грех». Легенду подобного типа обработал Н. А. Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (легенда о Кудеяре). Легенда является произведением искусства устного слова. Как и сказки, легенды нередко рассказываются подлинными мастерами слова. В легендах искусно построен сюжет или эпизод, которые раскрывают и основную мысль произведения, и сущность характеров персонажей. Художественное совершенство проявляется и в том, что фантастика и юмор становятся в ней средствами острого обличения. Легенды жили в фольклоре, пока в народе держались религиозные или суеверные представления. В русских легендах, как указал еще А. Н. Афанасьев, есть так называемые «бродячие сюжеты». Они зашли в русский фольклор из широко распространенных сборников легендарных рассказов, например из переводного сборника «Великое зерцало», из житий святых, библейских легенд, западноевропейских фабльо и фацеций. В примечаниях к «Народным русским легендам» Афанасьев привел несколько сопоставлений с сербскими и немецкими легендами. Такие параллели он указал для легенд «Чудесная молотьба», «Пустынник и дьявол». Отдельные эпизоды находят себе параллели в венгерских и румынских легендах. Однако большая часть русских народных легенд самобытна; в них отразились представления русских людей, черты их быта, традиции русского устного поэтического творчества.
_________________
Делай, что должен, и будь, что будет.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов ВОЛЧЬЕ ПОРУБЕЖЬЕ. -> Друзья от науки Часовой пояс: GMT + 4
На страницу 1, 2, 3  След.
Страница 1 из 3

Перейти:  

Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах



Powered by phpBB © 2001 phpBB Group
Вы можете бесплатно создать форум на MyBB2.ru, RSS

Chronicles phpBB2 theme by Jakob Persson (http://www.eddingschronicles.com). Stone textures by Patty Herford.